Приятно пораженный изысканной речью и словоохотливостью нового кюре, Алсид Ренар заковылял к домику священника. Этот краснолицый пожилой человек, обремененный круглым животиком и двойным подбородком, к своей церкви и обязанностям относился с трепетом: украшал алтарные вазы розами и лилиями из своего сада, начищал предметы культа и беспрестанно вощил скамеечки для молитвы и скамьи прихожан.
– Обернитесь, мсье кюре, и посмотрите туда. Пресбитерий – это вон тот дом с наружной лестницей, над которой черепичный навес. Входная дверь – на самом верху лестницы, надо подняться.
Эта замысловатая постройка, типичная для Шаранты, напомнила Ролану Шарвазу шале его родного местечка в Савойе.
«Надо же, как мне повезло! – сказал он себе. – Кто бы мог подумать…»
В доме доктора Салиньяка в тот же день, часом позже
Сюзанна вздрогнула, когда ее госпожа, нарядная и с красивой прической, вбежала в кухню. Сегодня была суббота, и семья Салиньяк, как обычно, пригласила гостей.
– Не забудь засунуть под кожицу птицы ломтики трюфелей! – распорядилась Матильда. – И поджарь белые грибы, что принес наш фермер.
Служанка как раз начиняла цыпленка. Руки у нее были жирные, к ним прилипли мелкие кусочки фарша и зелени петрушки.
– Я еще ни разу не давала мадам повода ругать мою стряпню, – отозвалась она сухо. – Ваши гости не будут разочарованы.
– Знаю, Сюзанна, знаю, но иногда ты бываешь рассеянной. Лучше уж я тебе напомню.
– Сущая правда, мадам. Прошу меня простить.
Своим местом Сюзанна была довольна. Она делала, что прикажут, и повиновалась без разговоров. Но уж если Матильда де Салиньяк задержалась в кухне и все вертится у стола, стараясь не запачкать свое изящное желтое платье, значит, ей хочется поболтать или же выспросить у служанки последние новости. Догадка Сюзанны оказалась верна.
– А скажи мне, Сюзанна, ты ведь выходила сегодня из дома в полдень?
– Конечно, мадам. Пришлось сходить к старой Адели за яйцами. Вечером я сварю одно всмятку для маленького мсье Жерома. Он так любит всмятку!
– Сегодня его нужно уложить пораньше… Скажи, Сюзанна, а не приехал ли в Сен-Жермен новый кюре? Я все время молю Господа послать нам святого человека преклонных лет, чтобы нашим сплетникам не о чем было злословить. Слухи, которые ходили о несчастном отце Биссете, доставили мне и моему супругу столько неприятностей!
– Ваша правда, мадам, это вы точно подметили, – ответила служанка, вытирая лоб.
В кухне было очень жарко из-за растопленной дровяной печи. Матильда обмахнулась веером, который не забыла прихватить с собой.
– Мне жаль тебя, бедная моя Сюзанна! Можешь выйти минут на десять. На улице приятнее, чем тут.
– Мне нельзя отлучаться, мадам. Если я выйду, ужин не поспеет вовремя.
– Поставь цыпленка запекаться, а остальное подождет. Можешь даже сходить к пресбитерию, посмотреть, приехал ли новый кюре. Расскажешь мне потом, какой он, чтобы я могла успокоить мужа.
Служанка растерянно посмотрела сначала на кучу картофеля, который ей предстояло перечистить, потом на корзинку с грибами.
– Как вам будет угодно, мадам. Доделаю потом. А если я случайно встречу хозяина? Они с мсье Жеромом как раз должны вернуться с прогулки…
– Милая моя, об этом не волнуйся! Ты их не встретишь, потому что они ушли на ферму. Жером так хотел посмотреть на козлят, что родились третьего дня! А я тем временем найду пару шелковых чулок, которую решила тебе подарить. На одном есть прореха, но, если зашить, никто и не заметит.
Шелковые чулки! От таких подарков не отказываются. Сюзанна поспешно развязала фартук, сунула цыпленка в печь и вышла.
Идти было удобнее вдоль домов, в густой и прохладной тени. Известковые почвы местности поставляли отличный строительный камень приятного светлого цвета и легкий в обработке, и именно из него были построены самые роскошные дома городка – со строгими очертаниями, близкими к квадрату, под крышами из черепицы оттенка охры с легкой розовинкой.
Скоро Сюзанна подошла к церкви, а оттуда – к пресбитерию. Сперва она никого не приметила, но буквально через минуту на дороге показался ризничий с корзиной. Он приветствовал молодую женщину кивком, но вид у него при этом был удивленный.
– Добрый вечер, мсье Ренар, – негромко поздоровалась Сюзанна.
– Добрый, мамзель[3] Бутен. Не может быть, чтобы вы оказались тут по делу в такой-то поздний час!
Сюзанна решила схитрить.
– Я пришла узнать, можно ли завтра прийти до начала мессы, чтобы исповедоваться. Ходят слухи, что кюре должен приехать сегодня.
– А он и приехал. Но с исповедью, мамзель Бутен, придется повременить. Отец Ролан отдыхает с дороги.
– И каков он собой? – спросила Сюзанна, которой было так же интересно услышать ответ на этот вопрос, как и Матильде де Салиньяк.
– Кюре – он кюре и есть! В сутане, обхождение вежливое, серьезный. Увидите сами на мессе.
Ролан Шарваз наблюдал за ними из окна. Он оставил ставни чуть приоткрытыми, и, поскольку окно находилось на уровне второго этажа, вид на улицу открывался отличный.
Молодая собеседница ризничего не показалась ему привлекательной: неприметное лицо, сеточка красных прожилок на щеках, тусклые волосы. Талии у нее не было вовсе, ноги были короткими, зад – широким и тяжелым. Он отошел от окна и принялся прохаживаться по самой просторной комнате своего нового жилища. Главным украшением ее был камин, а обстановку составляли прямоугольный стол, скамья, три плетеных стула и солидный на вид буфет. Одна из дверей вела в спальню – неплохого вида комнату с кроватью. Он вошел, лег, закрыл глаза и погрузился в приятные воспоминания.
* * *
Матильда дожидалась возвращения служанки. Как только Сюзанна показалась на садовой тропинке, она поспешила к входу.
– Ну, удалось тебе его увидеть? – тут же спросила она.
– Нет, мадам. Со слов ризничего, он лег отдохнуть.
– А что сказал о нем ризничий?
– Сказал, что он такой, какими обычно бывают кюре: вежливый, серьезный. Это его слова, мадам. Пойду-ка я чистить картошку.
– Картофель, Сюзанна, постарайся запомнить! Мы с мужем хотим, чтобы ты изъяснялась правильно. Ты присматриваешь за нашим ребенком, и он не должен перенимать у тебя дурные манеры!
Даже не подумав поблагодарить служанку, Матильда вернулась в гостиную, а затем прошла в смежную с ней столовую, чтобы проверить, накрыт ли стол. Желая скрыть нетерпение, она сама постелила скатерть и расставила шесть приборов из лиможского фарфора, разложила семейное столовое серебро де Салиньяков и дополнила сервировку хрустальными бокалами, полученными в подарок на свадьбу.
