* * *
Смольный вышел за ворота СИЗО хорошим солнечным утром. Ничего было такое утро. Во-первых, июльское. Во-вторых, раннее. В-третьих, свободное. Смольный огляделся в поисках встречающих, но таковых не заметил, и это его несколько огорчило. Авторитет, что ли, он терять начал у братков? Где, собственно, кавалькада роскошных тачек, бухло, девочки? Хотя хрен с ним, с бухлом и девочками. Сигарету хочется. В «хате» ему без проблем принесли бы курева, но из «хаты» он ушел почти полтора часа назад, сигареты, как водится, оставил, а теперь курить хотелось ужасно. И не «Приму», в рот бы ей ноги, а чего-нибудь цивильного. «Парламента» там. Или уж «Кэмела» на худой конец. Опять же на метро ему ехать не по рангу. Тем более после года-то отсидки.
Ни пацанов, ни тачки, ни курева, ни бухла, ни баб. Хотелось бы верить, что это из-за раннего часа. В противном случае придется примочить кого-нибудь.
Смольный не знал ни о Владимире Андреевиче Козельцеве, ни о чемодане с пятьюстами тысячами долларов, только час назад перекочевавшем из рук посредника в руки… в общем, в руки «товарища ах какого жениха», и, когда чуть в стороне от проходной требовательно и настырно вякнул клаксон роскошного серебристого «шестисотого», Смольный решил, что это не ему. Повернулся и не спеша пошел прочь. Но клаксон вякнул снова, и тогда Смольный обернулся.
А Владимир Андреевич вот уже полчаса поджидал «клиента» у ворот СИЗО, сидя за рулем своего «Мерседеса» и нервно барабаня пальцами по рулю. Он не просто нервничал. Он очень нервничал. Человеку его ранга не следовало бы светиться у подобного заведения. Не дай бог, появятся журналисты. Многие знают его в лицо, вой поднимется. «Приближенный к правительственным структурам человек лично встречает бандита у ворот следственного изолятора». Скандал.
Когда Смольный вышел из ворот, Козельцев его даже не сразу узнал, несмотря на детальное описание. И вот за ЭТО ему заплатили два «лимона»? «Бандерлог», «бультерьер», заморыш из Гамбурга. Куртка, спортивные штаны, кроссовки. Все чистое, но потрепанное, потасканное, серое какое-то. Щеки впалые, рожа вытянутая. Козельцев ожидал увидеть «ПАПУ», ну, на крайняк «папу», а тут… «Клиент» огляделся, ссутулился и пошел к метро.
Козельцев опустил стекло, нажал на клаксон. Смольный оглянулся, и Владимир Андреевич поманил его пальцем. Впрочем, оглянулся не только Смольный. Оглянулись все, кто стоял у ворот СИЗО с передачами, письмами… Жены, матери, сестры, подруги… Почти одни женщины. Мужчин мало.
Смольный вопросительно двинул бровями.
— Иди сюда! — раздраженно крикнул Козельцев. Шантрапа, а туда же, понты крутить.
Смольный подошел к «Мерседесу», двинул подбородком:
— Чего надо?
— Садись, — кивнул Козельцев, открывая дверцу.
— Чего это?
— Того. — Владимир Андреевич не смог скрыть раздражения. — Я от твоих друзей.
Нет, будь перед ним человек солидный, серьезный, законник реальный, а не эта перхоть — «пальцы веером», Козельцев разговаривал бы совершенно иначе, но тут не счел нужным.
— От каких еще, на хрен, друзей? — спросил Смольный. Ему посредник не понравился. Больно гонору много. Смольный сразу стал прикидывать, а не въехать ли товарищу по рылу. — Мои друзья по зонам плывут — берегов не видно.
— Ты что думаешь, тебя за красивые глаза на волю выпустили? С «мокрым» стволом на кармане? Садись, тебе сказали, если не хочешь обратно в камеру отправиться.
Смольный подумал. Бояться, в сущности, ему было нечего. Хотели бы его завалить — в «хате» завалили бы. Были бы бабки. Чтобы грохнуть человека, не обязательно напрягаться, с кичи вытаскивать. Забашляй кому надо — и «клиент» чисто случайно удавится на полотенце, а те сорок человек, что сидят с ним в «хате», именно в этот момент чисто случайно отвернутся и, конечно, ничего не увидят.
Смольный забрался в салон. Козельцев тут же нажал на газ. Только удалившись на приличное расстояние от СИЗО и убедившись, что за «мерсом» нет «хвоста», Владимир Андреевич немного расслабился.
Смольный, вопреки его ожиданиям, благодарить не стал. Напротив, вытянул ноги, взял без спроса сигарету из лежащей на «торпеде» пачки, закурил, спросил без особого, впрочем, интереса:
— Ты кто такой?
— Я твой спаситель.
— И хрен ли тебе надо, спаситель?
Последнее слово Смольный произнес с явным презрением.
Козельцев не привык, чтобы с ним разговаривали в подобном тоне. Перед Владимиром Андреевичем вытягивались в струнку люди посерьезнее этого оборванца приблатненного. Но беда гегемонов в том, что им совершенно плевать, кто перед ними. Нищий или генерал. Они понимают только удар по морде. В принципе, Козельцев бы мог и по зубам, здоровье позволяло, но бить человека, за которого тебе бабок ломанули конкретно, — неосмотрительно. Товар следует везти бережно. Как китайский фарфор.
— Мне лично от тебя ничего не надо, — ответил резко Козельцев. — Но братва твоя за тебя хорошо заплатила. Иначе парился бы ты сейчас, Аркаша, на нарах. Получил бы свое пожизненное и покатился на крытую кукарекать.
Смольный вдруг оскалился, резко навалился на Козельцева, молниеносно, очень ловко схватил за горло. Наклонился к самому уху, зашептал жутко:
— Я тебе, падло, горло перегрызть зубами могу. Мне по хрен, понял? — И, не дождавшись ответа, повторил: — Ты понял, сука? Тварь перхотная… Удавлю.
— Я… понял… — просипел Козельцев, с трудом удерживая руль. — Понял… Пусти…
— То-то. Думай, прежде чем грызло разевать. — Смольный отпустил Владимира Андреевича, откинулся в комфортном кресле, затянулся. — Так кто тебя послал, урод?
— Ваша структура… — Козельцев прокашлялся. — Заплатила…
— И дорого я стою?
— Это откуда смотреть. Отсюда — дорого, из-за решетки — не очень.
— Ты мне мозги не полоскай, спаситель хренов. Сколько?
— Два «лимона» баксов.
Смольный присвистнул, покачал головой:
— Жирно берешь.
— А ты думаешь, вытащить с нар человека, на котором три доказанных трупа висит, за десять копеек можно? Тут без серьезного… финансирования не обойтись.
Смольный, вопреки ожиданиям Козельцева, отпираться не стал. Один труп, три трупа, пять трупов… Доказаны — и ладно. Мужичье пусть базары левые катает. Смольный же был человеком с понятиями. Прищемили тебя менты — значит, виноват. Не рыпайся. К тому же не один ему теперь хрен? Доказанные жмуры, недоказанные. Главное, что он на воле. Главное, что есть возможность старые счеты свести.
Смольный год мечтал об этом моменте. Он даже выстроил план мести. Обдумал его со всех сторон. Люди, по вине которых он оказался за решеткой, дорого за это заплатят. И плевать он хотел, что там сходняк решит. У сходняка свой счет, у него свой. Если люди, слившие его ментам, до сих пор шарик топчут, значит, что-то разладилось с понятиями. Значит, придется понятия нарушить. А уж потом, когда утолим жажду крови, ответ держать будем.
