Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Вероятно, наиболее ценный результат этих археологических открытий – это подтверждение того факта, что Троя была не вымыслом, а вполне реальным городом. Это придает глубочайший реализм описаниям гомеровских персонажей, объясняет его внимание к мельчайшим деталям их поведения. Так, мы ясно видим спящего Диомеда:
«Они подошли к Диомеду, сыну Тедея, и увидали, что он лежит на свежем воздухе возле хижины, одетый в доспехи. Его люди спали вокруг, подложив под головы вместо подушек щиты, воткнув копья заостренными концами в землю. Бронзовые наконечники их сверкали издалека, как молнии Отца-Зевса. Нестор-колесничий подошел прямо к Диомеду, разбудил его, толкнув ногой, и начал насмехаться, чтобы побыстрее поднять воина на ноги. «Просыпайся, сын Тедея, – говорил он, – почему это ты с таким удобством проспал всю ночь? Разве ты не заметил, что троянцы сидят на равнине над нами, а до их кораблей можно без труда докинуть камень?»
Диомед, проснувшись и мгновенно вскочив, ответил, волнуясь: «Ты сильный человек, и тебе не нужно и минуты на отдых. Разве ты самый младший во всей армии, чтобы бродить здесь кругом и будить царей? Многоуважаемый господин, здесь нет никого, кто мог бы тебе приказывать».
Здесь, надо сказать, легенда обретает плоть. Стоя на месте раскопок Шлимана, мы стоим на той самой земле, по которой многие сотни лет назад ходили герои Гомера, где они сражались и умирали, и как бы воочию видим события, о которых говорится в его поэмах.
Теперь мы подходим к тому моменту, когда можно начать сравнивать реальное оружие и доспехи, найденные при раскопках, с тем, что говорят о них поэты. Как ни странно, но таких описаний у Гомера очень мало. Возможно, это связано с тем, что жители Средиземноморья никогда не относились к своему оружию с таким романтическим благоговением, как это делали тевтоны, кельты и индусы, а также их отдаленные собратья по духу – японцы. Минойцы, египтяне и шумеры, как и китайцы, не любили воевать и, напротив, высмеивали и бранили солдат. Микенцы и греки классического периода относились к индоевропейским народам, а значит, были грозными воинами, но считали оружие пригодным только для войны и относились к нему без малейшего налета романтики, исключительно прозаически – полезный инструмент, да и только. Конечно, и древние греки считали оружие достойным объектом для украшения: единственный раз, когда Гомер позволил себе подробно остановиться на описании доспехов, это песнь, в которой рассказывается о щите, выкованном Гефестом для Ахилла. Однако даже здесь поэт описывает только чеканные рисунки, которыми бог украсил щит. Конструкция защитного приспособления, по-видимому, его не интересовала; только вещь, которую можно было назвать произведением искусства, поэт считал достойной описания. Это говорит о том, что греки не видели в своем оружии одушевленных предметов и уж тем более не поклонялись ему – всего лишь использовали во время войны и откладывали в сторону, как только отпадала необходимость.
Пожалуй, римское отношение к оружию можно назвать еще более прозаическим, близким к нашему. Гражданские лица боялись и избегали его, а военные относились как к части обмундирования, чистили и содержали в порядке постольку, поскольку плохое состояние оружия грозило неприятностями от начальства и ранами во время сражения, но не питали к нему ни малейшей любви. Тацит, описывая особенно воинственное германское племя, входившее в союз с Римом и заслужившее своим участием во время военных действий особое отношение, говорит:
«С них… не собирают дани, и сборщики налогов обходят их стороной. Свободные от податей и особых сборов, хранимые для боя, они, как оружие и доспехи, «должны использоваться только во время войны».
По этому отрывку можно достаточно верно судить об отношении римлян к своему оружию. Людей годных для боев освобождали от податей и берегли до тех пор, пока не возникнет в них необходимость. Вероятно, с особым чувством легионер в мирное время чистил и точил свой меч, не давая ему затупиться и подвести в тот момент, когда клинок понадобится в бою. Насколько же отличаются в этом плане германцы, о которых историк написал:
«Никакое дело, ни личное, ни общественное [говорил он], не ведут иначе, как при оружии. Но есть одно правило: никто не должен поднимать оружие до тех пор, пока государство не решит, что он сумеет правильно его использовать. Когда приходит время, то один из вождей, или отец, или соплеменник на публичном совете дает юному воину копье и щит».
И еще вот описания того, как проходит совет:
«…Если они одобряют это, то лязгают своими копьями. Нет такой формы согласия, которая была бы более почетна, чем та, что выражена с помощью оружия».
Здесь, надо сказать, мы видим зачатки средневекового обряда посвящения в рыцари и доказательство того, какое огромное значение придавалось оружию в дни мира, а не только войны. Для доказательства этого читаем:
«Позор для вождя, если на поле брани кто-нибудь из воинов превзойдет его мужеством (здесь имеются в виду воины, подчиненные лично ему) или не будет так же мужественен, как и он сам. Что же касается до того, чтобы живым покинуть поле боя после смерти вождя, то это позор и бесчестие на всю жизнь. Быть по-настоящему верным означает охранять и защищать его, совершать подвиги ему во славу. Вожди сражаются ради победы, а воины – ради своего предводителя. Многие знатные юноши в том случае, если в их родных землях слишком долго царит мир, намеренно отправляются туда, где вскоре должна начаться война. Германцы не любят жить мирно, поскольку имя себе проще заслужить в минуту опасности, а большой отряд сподвижников можно собрать только обещанием насилия и боя. Воины без стеснения взывают к щедрости своего вождя и вечно требуют: «отдай мне этого боевого коня», или «отдай мне это кровавое и победоносное копье». Что до еды, простой, но изобильной, то она считается платой за службу. Для того чтобы проявлять такое великодушие, вождю необходимо постоянно сражаться и привозить домой добычу. Очень сложно убедить германца обрабатывать землю и терпеливо ждать ежегодного урожая вместо того, чтобы сразиться с врагом и ранами заслужить награду: он считает малодушными и слабыми тех, кто просит вместо того, чтобы заплатить кровью за добычу».
И это написано римским историком эпохи Траяна? Отрывок больше похож на описание жизни европейских рыцарей; людей, которые основным занятием считали войну, не мыслили себя без оружия и были (по крайней мере, должны были быть) абсолютно преданы своему господину. На основе отношения к вождям, которое практиковалось германскими племенами, сложилась система вассальной верности, да и не только она. В некотором смысле воззрения Древнего мира – это основа рыцарской философии; без таких понятий, как учтивость, смирение, галантность (абсолютно неведомые диким германцам проявления более зрелой цивилизации) и конечно же религиозность. Можно вполне обоснованно считать, что последняя существовала у кельтских народов Галлии и Британии в латентном состоянии. Слияние этих добродетелей с более суровыми тевтонскими идеалами со временем привело к расцвету рыцарства.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
