Тогдашний капиталистический мир ничего не сделал для решения этих социальных проблем, и сразу же после окончания боевых действий крупная буржуазия категорически отвергла все и всякие попытки планировать производство и сбыт продукции, что делалось во время войны. Фабриканты спешили перевести свои предприятия на выпуск мирной продукции и старались побыстрее сбыть ее, не особенно считаясь с низким платежеспособным спросом. Это стремление породило экономический хаос и порочную спираль. Острая конкуренция за рынки приводила к попыткам снижать себестоимость и сбивать цену. Страны стали отгораживаться друг от друга высокими заградительными и запретительными таможенными пошлинами, квотами, запретами, вплоть до настоящих таможенных войн. Экономические связи разлаживались, сбыт сокращался или прекращался совсем, что вело к недопроизводству, закрытию фабрик и безработице, отчего спрос на товары только еще больше падал.
Вера в низкую цену считалась в конце 1920-х годов достаточной причиной для начала войны[7]. Борьба за рынки сбыта должна была дойти до такой степени накала, что привела бы к вооруженному столкновению. Однако если смотреть на дело из нашего времени, то видно, что авторы этих прогнозов не учли то обстоятельство, что капитал в сложившихся в 1920-х годах условиях в мировом хозяйстве будет избегать инвестиций в производство, будет переходить в финансовую и посредническую сферу, в ценные бумаги, что приведет сначала к буму ценных бумаг, а потом к краху всей мировой финансовой системы и депрессии, какой еще не видел мир. Великая депрессия почти на десять лет отсрочила вооруженное выяснение отношений в мировом масштабе.
Наконец, структура мирового хозяйства между мировыми войнами была сильно перекошена оттого, что Версальский мирный договор превратился в настоящее ограбление побежденной Германии, осуществленное двумя крупнейшими колониальными державами мира: Великобританией и Францией. Формально Германию обязали возместить убытки, понесенные гражданским населением в ходе войны. Однако исчисленная сумма – 269 млрд. золотых марок представляла собой, по сути дела, контрибуцию. Для сравнения: сумма всего народного дохода Германии в 1913 году исчислялась в 45–50 млрд. марок[8]. Сумма репараций, таким образом, соответствовала довоенному народному доходу всей Германии за пять лет. В понятие «народный доход» статистика того времени включала доходы всего населения, и размеры его определялись обычно по данным обложения подоходным налогом. Иными словами, все немцы должны были ни есть, ни пить в течение пяти лет, чтобы выплатить такую огромную сумму репараций. Потому, еще до подписания договора, 8 мая 1919 года президент Германии Фридрих Эберт заявил, что репарационные требования настолько тяжелы, что не могут быть выполнены немецким народом даже при крайнем напряжении сил, и сделал предсказание, что в Европе будет новая война, большая и кровопролитная.
Возникшая после Первой мировой войны экономическая система не давала миллионам людей заработать средства к существованию, вела к массовой безработице, обрекала целые страны на голод и нужду. Понятно, что в такой системе рано или поздно кто-то да возьмется за оружие.
Фактор второй – нарушение политического равновесия. Из экономических проблем возникали проблемы политические, связанные с противоречиями между великими державами. Каждая держава в 1920-х годах старалась урвать себе кусок пожирнее и воспрепятствовать обогащению своего недавнего союзника. Особенно острая борьба такого рода развернулась между Англией и Францией, в силу чего в середине 1920-х годов считалось, что грядущая война начнется именно с их столкновения. Франция и Великобритания боролись за доступ к нефти на Ближнем Востоке и на Балканах.
Отмечалось противоречие между европейскими державами и США, поскольку британцы и французы сильно зависели от американских долгов, набранных во время войны. Американцы, пользуясь своим финансовым рычагом, постоянно вмешивались в европейские дела, в частности во взимание репараций с Германии. Американский банкир Чарлз Дауэс предложил снизить репарации до 132 млрд. марок, кредитовать германскую промышленность и ориентировать немецкую экономику на торговлю с СССР, доходами от которой будут покрываться репарационные платежи. Американцы не дали французам подмять под себя германскую экономику целиком, французские империалисты были недовольны, но выбора у них не было: им были нужны уступки по военным кредитам. Еще один узел противоречий затягивался на Тихом океане в виде борьбы Японии и США за контроль над ресурсами Китая, впавшего в затяжную гражданскую войну. Впрочем, Япония рассчитывала получать ресурсы не только из Китая, но и из всей Юго-Восточной Азии и островов Тихого океана, что шло вразрез с американскими интересами.
И третий фактор – национальные войны. Территориальный передел привел к тому, что во многих европейских государствах образовались обширные национальные меньшинства, повсеместно дискриминируемые в своих правах. К примеру, в созданной Версальским миром Польше проживало около 1 млн. немцев, а потом поляки захватами в ходе советско-польской войны добавили к ним еще белорусов и украинцев. Довольно крупные немецкие меньшинства проживали также в Чехословакии, Венгрии, Румынии, Югославии. Венгры оказались поделены между собственно Венгрией и Румынией, Чехословакией и Югославией. В сочетании с общей тяжелой экономической ситуацией наличие крупных, дискриминируемых в своих правах национальных меньшинств превращало всю Восточную Европу в пороховую бочку. Межнациональные столкновения, начинавшиеся обычно с кулаков и камней, легко могли перейти в вооруженную стадию и привести к войне.
Так ситуация смотрелась в середине 1920-х годов. Конечно, далеко не все прогнозы оправдались. Сейчас предсказания войны между Великобританией и Францией вызывают улыбку, а Германия и Италия в этих предположениях вообще никак не фигурируют. Однако часть прогнозов оказалась верной, как общая оценка тенденции, что экономические, политические и национальные противоречия доведут до новой мировой войны, причем в скором времени.
Даже сейчас это старое и в основном сбывшееся предсказание выглядит весьма веско. Но тогда, в середине 1920-х годов, когда события Первой мировой и Гражданской войн были еще свежи в памяти, сила воздействия такого прогноза была очень значительной. В общем, что толкало мир к новой мировой войне, было понятно уже в начале 1920-х годов.
Точные теоретические предсказания
Помимо чисто политических прогнозов, анализировались основные тенденции развития как тех вооружений, которые скорее всего будут использованы в грядущей мировой войне, так и способов их применения. К этим теоретическим исследованиям приступили сразу же после окончания войны. По всей видимости, первой такой работой была книга германского генерала от кавалерии и военного историка Фридриха фон Бернгарди «О войне будущего», которую он написал в начале 1920 года. Хотя она была написана очень тяжеловесным и старомодным слогом и не содержала в себе каких-то конкретных данных, она быстро привлекла к себе внимание, тем более что автор уже занимался анализом современного на тот момент военного дела до начала Первой мировой войны. В РСФСР книга Бернгарди была переведена и издана в 1921 году очень приличным тиражом – 10 тыс. экземпляров.
