Я не видел оснований для беспокойства. Денег, полученных в газете, должно хватить года на четыре безбедной жизни. Поэтому той осенью я встретился с несколькими поставщиками, а после спокойно ходил в кино, сидел в ресторанах, рылся в самых темных углах Всемирной сети и отвечал на мейлы Ульрики Пальмгрен.
Она писала почти каждый день, о себе и о своей жизни. Я поражался ее открытости и даже думал указать ей на то, что в плане конфиденциальности электронное письмо мало чем отличается от открытки: кто хочет, тот и прочитает.
Оказалось, что ей сорок шесть и она разведена. Дочь учится в Копенгагене.
После развода Ульрика Пальмгрен продала дом в Фальстербу и купила квартиру в центре Мальмё. Будучи замужем, она не работала. Но когда супруг-адвокат нашел себе «кое-что помоложе и посвежее», занялась виноторговлей.
Уже не помню, как ей удалось разбудить мое любопытство. Я вообще не имею привычки что-либо хранить: письма удаляю сразу по прочтении, с книгами поступаю примерно так же, а диски покупаю лишь затем, чтобы отдать кому-нибудь или выбросить, после того как некоторое время послушаю. Возможно, все началось с сериала «Дурман». С той серии в четвертом сезоне, где наркоторговку Нэнси Ботвин – героиню актрисы Мэри-Луиз Паркер – избивает в своем лимузине мэр мексиканского городка. Ульрика Пальмгрен описала мне эту сцену и добавила, что находит ее просто потрясающей.
Я ответил через три дня.
Я задумался, что означает это «просто потрясающая»? Приманка или невинное выражение эмоций?
Поскольку я заходил на соответствующие сайты и подписывался на новостные рассылки, мне не составило труда сделать подборку со сценами насилия в кинофильмах. Наконец я спросил Ульрику, смотрела ли она «Секретаршу» с покорной Мэгги Джилленхол и деспотом Джеймсом Спейдером, и услышал в ответ, что этот фильм тоже потрясающий.
И понеслось. Ульрика рассказала мне, сколько раз после развода собиралась уделить серьезное внимание своей склонности, но каждый раз откладывала из трусости или нерешительности. Ее привлекают телесные наказания, физические расправы. Она не понимает почему, но мысль о них ее возбуждает. Как-то раз Ульрика рассказала об этом супругу-адвокату, а также разъяснила, что он должен с ней сделать, если она когда-нибудь выведет его из себя, но он только посмеялся.
Оказалось, я знаю об этом больше, чем мог предположить. Я написал ей, что фантазии и действительность – две совершенно разные вещи. Что сейчас газетные страницы, как никогда, пестрят откровениями о «новых миссионерских позах», а сексологи испытывают подручные средства для причинения боли, как будто ни одна пара не может без них обойтись. Что об этом снимаются сериалы, фильмы и видео – тема, как видно, животрепещущая.
Еще в Стокгольме она поняла, что я в курсе проблемы и могу многое ей рассказать. Я действительно знал больше, чем мне было нужно, однако по мере углубления в суть вопроса нерешительность моя возрастала.
Вскоре я вообще перестал понимать, о чем идет речь.
Глава 3
Мальмё, октябрь
Старый служебный автомобиль стал частью моего выходного пособия.
День, когда я выехал на нем из Стокгольма на юг, выдался пасмурным и серым. Пригороды выглядели такими заброшенными, что я невольно сравнил их с территорией бывшего Советского Союза. Никогда там не был, но тем не менее.
В одних письмах Ульрика недвусмысленно давала понять, чего хочет. В других – совсем наоборот. Когда противоречия достигли пика, я объявил, что приеду в Мальмё. С этим делом надо разобраться на месте. На всякий случай я прихватил с собой хлопалку для ковров. Вещь нужная, как показал мой опыт, и почти не занимающая места.
Я никогда не использовал ее по прямому назначению. Оно казалось мне несовместимым с изящными линиями, изогнутыми в форме сердечка. Сплетенная из ротанга, она путешествовала в старом гитарном футляре. Я же чувствовал себя героем французского фильма семидесятых годов. Он назывался «Порка» и рассказывал о человеке, который по заказу избивал своих клиентов. Скучный фильм, но тем не менее, будучи семнадцатилетним юношей, я ходил на него по три раза в неделю. Тогда я жил в Лондоне, и деньги нужны были мне совсем на другое.
Возможно, существовала некая связь между тем, что я делал в те годы, и давнишними событиями моей жизни. Собственно, когда это было? Больше чем год или два назад. Как ее звали? Джессика или Джоанна? Может, Жозефина? Нет, точно Джессика. Она приехала в Стокгольм на конференцию. Все началось за барной стойкой, слово за слово, и закончилось в субботнее утро. Моя подружка выглядела обеспокоенной и без конца спрашивала, когда сойдут синяки.
– Мне будет трудно объяснить это дома.
Она не предупредила, что замужем.
Тем не менее она не была закомплексованной, старалась понять себя и свои чувства и не ощущала за собой никакой вины. Ею двигала жажда приключений.
Все-таки Джоанна.
Или нет, Джессика.
В общем, иностранка.
Погрузившись в воспоминания, я не заметил, как превысил скорость, и опомнился только севернее Линчёпинга, будучи остановлен женщиной-полицейским.
– Слишком быстро, – заметила она, выходя из машины.
– Задумался, – оправдывался я.
«Задумчивость» обошлась мне в две с половиной тысячи крон.
Прибыв в Мальмё, я снял номер в «Мэстере Юхане», что в районе Гамла-Вэстер. Мне пришло в голову, что мы с Ульрикой можем встретиться в холле отеля и перекусить в «Бастарде» или, по крайней мере, принести оттуда выпивку. «Бастард» открылся относительно недавно и был из числа ресторанов, где поросенка употребляют целиком, от ушей до кончика хвоста. Можно заказать свиные миндалины с корицей и сахаром в качестве закуски или украсить коктейльную соломинку свиным глазом эффекта ради. Так я слышал.
Оба мы растерялись при встрече, не знали, что уместнее: обняться или приветствовать друг друга детским поцелуем в щечку, казавшимся еще более странным в такой ситуации.
Во всяком случае, для нее.
Она нервничала, делано смеялась.
Наконец взяла меня под локоть, и мы отправились в «Бастард».
Теплый пряный аромат ударил в нос, лишь только мы открыли дверь. И первым, кого я увидел, был Томми Санделль.
Вернее, это он меня заметил и закричал:
– Свенссон! Харри Свенссон! Ты-то как сюда попал? И кто эта очаровательная молодая дама? – Он сидел слева от входа за большим столом, заставленным бокалами и бутылками с вином в обществе подвыпившей женщины. – Ах, Свенссон… – повторил он, приблизившись к нам на нетвердых ногах, и пожал мне руку.
– Ах, Санделль… – в тон ему отозвался я, но он уже утратил ко мне всякий интерес, сосредоточившись на моей спутнице.
– Кто эта очаровательная дама? – допытывался Томми Санделль, целуя Ульрике руку. – О, как я люблю женские ручки! Чем был бы этот мир без них?
