Сейчас надо поесть. Где? Насчитываются четыре варианта. Здесь, на математическом факультете — в одиночестве в собственном кабинете, или присоединившись к Эверетту в его офисе, — или в кафе, или на свежем воздухе. На самом деле вариантов всего три. Сама себе Лизл составила бы гораздо лучшую компанию, чем Эв. Но он единственный сотрудник факультета, оставшийся на этаже, и она, может быть, просто обязана оказать ему любезность, пригласив пообедать вместе. Никакого риска тут нет, а Эв всегда с искренней радостью реагирует на ее предложение.
Она зашагала по коридору к открытым дверям его кабинета. «Эверетт Сандерс, д-р философии» — было написано на матовом стекле черными буквами. Он склонился над клавиатурой компьютера, повернувшись худой спиной к двери. Лоснящийся розовый скальп просвечивает сквозь редеющие светло-каштановые волосы. Униформа Эва Сандерса: белая рубашка с короткими рукавами и коричневые синтетические брюки. Лизл не требовалось заглядывать спереди, она и так знала, что на его шее аккуратно и плотно завязан неописуемый коричневый галстук. Лизл постучала в дверное стекло.
— Войдите, — не оглядываясь, произнес он.
— Это я, Эв.
Эв обернулся и, завидев ее, встал. Как всегда, джентльмен. Слегка за сорок, но выглядит старше. И, разумеется, очередной грязно-коричневый галстук затянут высоко над адамовым яблоком.
— Привет, Лизл, — сказал он, устремив на нее из-за стекол очков в тонкой проволочной оправе водянистые карие глаза. Улыбнулся, обнажив чуть желтоватые зубы. — Замечательно, правда?
— Что именно?
— Отзыв.
— Ах да! Отзыв. По-моему, замечательно, и вы тоже так считаете?
В ежегодном выпуске «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт», посвященном колледжам, Дарнеллский университет получил высшую оценку, и дело даже дошло до того, что его назвали «новым южным Гарвардом».
— Могу поспорить, Джон Мэннинг теперь жалеет, что ушел в Дьюк. Все, что нам требуется для полноты картины, это баскетбольная команда первой лиги.
— И чтобы вы ее тренировали, — добавила Лизл.
Эв издал один из своих редких смешков — хе-хе-хе — и потер руки.
— Итак, чем могу быть полезен?
— Я собираюсь сейчас поесть. Не хотите пойти со мной?
— Нет, пожалуй. — Он взглянул на часы. — Я прекращаю работу через две минуты, потом перекушу здесь и побегу на лекции. Лучше вы ко мне присоединяйтесь.
— Ну, тогда ладно. Я сегодня с собой ничего не принесла. Увидимся позже.
— Прекрасно. — Он улыбнулся, кивнул и снова уселся за компьютер.
Лизл с облегчением вышла. Приглашение Эва к ленчу было для нее чем-то вроде игры, в которую она играла сама с собой. Он всегда приносил завтрак с собой, всегда ел у себя в кабинете. Предлагать ему поесть вместе было совершенно безопасным актом вежливости. Он никогда не принимал приглашений. В Эве Сандерсе не было ничего непредсказуемого. Она гадала, что стала бы делать, если бы он когда-нибудь согласился.
Лизл вытащила из-за двери своего кабинета подушку в виниловой наволочке, прихватила ее с собой и направилась к кафетерию.
Как правило, лазанью[2]в кафе готовили хорошо, но для горячих блюд погода, пожалуй, была слегка жарковатой. Лизл взяла фруктовый коктейль и индейку в белом соусе.
Вот так. Это выглядело вполне благоразумно.
А потом подошла к стойке с десертом и, не успев удержаться, проглотила кусок пирога с кокосовым кремом.
«А, никто не заметит».
Она оглядела столики в факультетском зале, не обнаружила никого, к кому стоило бы подсесть, и вышла на воздух, направившись к поросшему травой холму позади кафетерия. В надежде найти там Уилла.
Он был там. Она приметила знакомую фигуру Уилла Райерсона, привалившегося к широкому стволу единственного на холме дерева — корявого старого вяза. Он потягивал из банки шипучку и, по своему обыкновению, читал.
При виде его у нее поднялось настроение. Уилл действовал на нее, словно тоник. С тех самых пор, как она связалась с идеей опубликовать математическую статью, Лизл обнаружила, что каждый раз с началом работы внутри у нее все свивается в плотные маленькие болезненные клубочки. Даже руки потели от напряжения, как от тяжелого физического труда. А сейчас, когда Уилл поднял глаза и взглянул на нее, все эти клубочки разом ослабли. В его седеющей бороде засветилась приветственная улыбка. Он захлопнул маленькую книжечку, которую держал в руках, и сунул ее в пакет с завтраком.
— Чудесный денек! — сказал Уилл, когда она присоединилась к нему под их деревом. «Под их деревом». По крайней мере, так она его мысленно называла. Ей было неведомо, как называет его Уилл.
— Да уж, ничего не скажешь. — Она бросила на мшистую траву подушку и села. — Что вы тут читали?
— Когда?
— Когда я подошла.
Уилл вдруг чрезвычайно заинтересовался своим сандвичем.
— Книжку.
— Я догадалась. Какую именно?
— Гм... «Постороннего»[3].
— Камю?
— Угу.
— Удивительно, что вы до сих пор ее не прочли.
— Да я читал. Решил попробовать перечитать. Но это не помогает.
— Не помогает чему?
— Не помогает понять.
— Что понять?
Он усмехнулся:
— Хоть что-нибудь, — и откусил огромный кусок сандвича.
Лизл улыбнулась и покачала головой. Весьма типично. Однажды она слышала, как о чем-то сказали: «Тайна, покрытая мраком». Вот это и есть Уилл. Философ-газонокосильщик из Дарнеллского университета.
Лизл впервые увидела его два года назад под этим самым деревом. Стоял точно такой же день, как сегодня, и она решила посидеть на свежем воздухе, проверить несколько контрольных работ. Уилл подошел и заявил, что она заняла его место. Лизл подняла глаза на высокого бородатого незнакомца, которому близилось к пятидесяти. Акцент у него был явно северный, пахло от него машинным маслом, руки сплошь покрыты мозолями и, судя по виду, постоянно имели дело с моторной смазкой и маслом, на зеленом комбинезоне пятна грязи и пота, на рабочие ботинки налипли травинки. У него были ясные голубые глаза, длинные темно-каштановые волосы с проседью, зачесанные назад и стянутые красной резинкой в коротенький конский хвостик, жестоко перебитый нос и широкий шрам справа на лбу. Стареющий хиппи-разнорабочий, которому удалось устроиться на постоянное место, подумала она, улыбнулась и переместилась ровно на три шага вправо. Он уселся, вытащил сандвич и бутылку пепси. Тоже типично. Но когда он достал Кьеркегорову «Болезнь к смерти»[4]и принялся читать, Лизл пришлось пересматривать свои оценки. И она не могла не заговорить с ним.
