I. Советский чекизм
1. Заповеди Дзержинского
«Врагам, которых одно только имя Дзержинского повергало в трепет, он представлялся наполовину демоном, наполовину чародеем большевизма… Дзержинский вездесущ, Дзержинский всегда беспощаден, Дзержинский сметает все препятствия на своем пути. Враги не понимают, не могут понять, что "дьявольская разносторонность" Дзержинского, его "везение" проистекают из того факта, что все величие и вся мощь нашего класса, его страстного стремления к борьбе и к победе, его глубочайшие созидательные силы воплотились в Дзержинском»[24].
Эта редакторская передовица, осмеивавшая критиков Дзержинского за их примитивный страх перед его властью, была опубликована в газете «Правда» вскоре после смерти Дзержинского в июле 1926 года. Я решила начать раздел о советском культе Дзержинского с этой цитаты потому, что она в некотором роде отражает причудливый набор качеств, приписываемых Дзержинскому. В передовице из «Правды» Дзержинский предстает перед нами как фигура мистическая, легендарная. Он олицетворяет собой истинного чекиста. Символический статус Дзержинского, этого архетипа чекиста, настойчиво подчеркивался в советском менталитете. После смерти Дзержинского было объявлено, что он сросся «с ЧК, которая стала его воплощением». Эту идею развил Безыменский в поэме «Феликс» (отрывки из которой были опубликованы в «Правде» в девятую годовщину образования ЧК в декабре 1926 года[26]). В этом произведении отец объясняет своему маленькому сыну, что «Феликс» и «ВЧК» суть одно и то же[27]. Статус архетипа, или прототипа, также подтверждается главным прозвищем Дзержинского — «Первый чекист». По сути, отделить или освободить фигуру Дзержинского от термина «чекист» невозможно, ведь это практически синонимы. Дзержинский был главным олицетворением стиля этой организации.
Он был средоточием подавляющего большинства чекистских ритуалов и традиций. Ключевые даты биографии Дзержинского формировали и организовывали официальный чекистский календарь. Так, например, молодые контрразведчики давали всегда присягу в день рождения Дзержинского (11 сентября), а зарплата чекистам выплачивалась 11 числа каждого месяца. Ритуалы, прославлявшие Дзержинского, существовали и в самом обществе: так, в первые годы советской власти молодые люди организованно собирались и совершали агитпоходы по различным священным местам, связанным с именем Дзержинского[28], а в детских домах часто создавали специальный уголок, посвященный Дзержинскому[29]. Имелся целый корпус агиографической (жития святых) литературы о Дзержинском, включая такие работы, как «Солдат великих боев: жизнь и деятельность Ф. Э. Дзержинского» (1961), «Рыцарь революции» (1967); «Дзержинский в моей жизни» (1987), «Феликс — значит счастливый» (1974) и многие другие. Кроме всего прочего, Дзержинский был главным героем тщательно разработанного мифа об основании советской секретной службы, в чем мы скоро убедимся.
Одна из самых удивительных черт советской агиографической литературы о Дзержинском — это повсеместные, весьма туманные упоминания о его «нравственной чистоте»[30], «нравственной красоте»[31]и «моральном таланте»[32]. Такое пристальное внимание к моральному облику Дзержинского указывает на безусловную связь образа чекиста с новой советской нравственностью, которая разрабатывалась режимом. Этот процесс зачастую разворачивался вокруг фигуры чекиста. В борьбе юных Советов за пересмотр нравственности чекист был на самой линии фронта. Именно чекист укомплектовывал лагеря, в которых преступники и враги народа подвергались перековке; именно чекист, заменив священника, теперь выслушивал исповеди; именно чекист бросал вызов старой морали и преступал прошлые нравственные нормы, теперь объявленные недействительными. Как выразилась Надежда Мандельштам, «чекисты действительно были передовым отрядом "новых людей" и подвергли все обычные взгляды коренной сверхчеловеческой ломке». Эта связь сохранялась на всем протяжении советской истории, хоть и в несколько модифицированной форме. Фигура чекиста стояла в центре новой нравственной вселенной — чекист был одновременно и олицетворением, и главным исполнителем советского морального кодекса. Мы проследим с вами, как фигура Дзержинского увязывалась с новой нравственностью, как поддерживались и сохранялись претензии Дзержинского на роль великого гуманиста.
