Полиция явилась ко мне в палату около полудня. Их было двое, мужчина и женщина, оба в темных костюмах.
Я взглянул на мужчину. Огромная голова, напоминающая тыкву, отекшее красное лицо и внушительный живот. Длинные седые волосы закрывали уши и заднюю часть толстой шеи. Темно-синий галстук был повязан небрежно, словно полицейский презирал эту необходимую деталь туалета.
Женщина выглядела помоложе. Сорок с чем-то, может, ближе к пятидесяти. Красивые черные волосы, мальчишеская стрижка, вообще без косметики. На груди вылинявшей голубой блузки – чернильное пятно. Тощая и угловатая, она двигалась резко и неуклюже. В одной руке женщина держала банку диетической колы, на другой лежал сложенный черный дождевик.
Отец с ними, конечно же, знаком. Он всех знает на этом острове. Или все знают его. Уж не знаю, как правильнее это выразить. Но достаточно одного взгляда, чтобы понять: последний разговор отца с этой парочкой состоялся явно не на дружеской вечеринке в местном пабе и не на обеде в Ротари-клубе. Отец очень медленно привстал, чтобы пожать протянутую ему полицейским руку, так медленно, как будто это рукопожатие могло обернуться нешуточными проблемами.
– Джимми. – Полицейский произнес это мрачным и безрадостным тоном: именно так в последнее время окружающие предпочитают обращаться к моему отцу. – Очень жаль снова тебя здесь видеть.
Говорил полицейский спокойно, взвешенно, как говорят большинство уроженцев острова Мэн, особенно этого поколения. Подобную манеру легко неверно истолковать. Медленная речь обычно предполагает медлительность мышления, свойственную тугодумам. И, как правило, это ошибочное заключение.
Полицейский мельком глянул на меня. Его красные щеки до того раздулись, что глубоко посаженные глаза превратились в щелочки. Трудно было понять их выражение. Но в них явно плескалось осуждение.
– Привет, Мик. – Отец, как какой-нибудь политикан, пожал руку полицейского, положив сверху другую ладонь. – Здравствуйте, Джеки. – Он перегнулся через мою постель и проделал то же самое с рукой женщины.
– Здравствуйте, мистер Хейл. – Джеки стряхнула ладонь отца, словно та была заразной. – Миссис Хейл. Как поживаете?
Могу поклясться, что почти увидел, как на маминых глазах захлопнулись ставни.
– Превосходно, – ответила она, поджав губы. – Спасибо, что поинтересовались, детектив-сержант Тир. – Тут мама наконец поднялась на ноги, но проделала это крайне неспешно. И даже встав, она имела такой вид, словно из нее медленно выходит воздух. – И вам спасибо, детектив-инспектор Шиммин. Как поживает Джуд?
– Отлично, – кивнул тыквоголовый, но все это время он смотрел только на меня. – Ну что, Робби, здорово приложился башкой, да?
Он говорил таким тоном, будто мы раньше встречались. И вообще были старыми приятелями.
– Надо бы нам побеседовать об этом твоем несчастном случае. Время подходящее?
Можно подумать, у меня есть выбор.
– Мы тоже останемся тут, – сказал папа, сжимая мою ногу вместе с одеялом.
Тыквоголовый всосал воздух сквозь сжатые зубы и привстал на цыпочки, прямо как механик, собирающийся сообщить малоприятные новости насчет накрывшегося движка.
– Боюсь, Джимми, нам придется побеседовать с парнишкой наедине.
«С парнишкой»! Словно я какой-то проблемный подросток, от которого всем одни неприятности и которому следует немедленно сделать соответствующее внушение.
– Но если это просто беседа, Мик, – папа склонил голову набок, – то никакого вреда от нашего присутствия не будет, не так ли?
Шиммин был на добрый фут выше отца. И сейчас, глубоко втянув порцию воздуха, он принялся перекатываться с пятки на носок, будто опасаясь случайно вдохнуть и папу. Я и сам высокий, шесть футов два дюйма в одних носках, так что вполне понимаю это ощущение властности, которое придает мужчине превосходство в росте. А отец нынче короче, чем был когда-то: всему виной многочисленные металлические скобки, шурупы и болты, которыми медики в былые времена скрепили раздробленные конечности. Его карьера гонщика закончилась жуткой аварией на горном участке трассы мотогонок на приз «ТТ», когда отец несся со скоростью больше ста миль в час. Ему еще крупно повезло, что та авария не стоила ему жизни.
– Не могу позволить, Джимми. Правила такие, понимаешь? – Шиммин покачал своей громадной головой, как будто был бессилен уступить в этом вопросе даже такому замечательному и известному человеку, как мой отец. – Может, вам с Тэсс лучше спуститься вниз и выпить кофейку, а? Мы к вам присоединимся, как только закончим. Беседа много времени не займет.
Папа, кажется, настроился попытаться еще раз. Я понял это по тому, как сжались его пальцы на моей ноге. Он привык, что на этом острове к нему относятся по-особому. Лучший столик в любом ресторане. Хорошая скидка в любом магазине. Всепрощающая улыбка полицейского, если отец припарковался на автобусной остановке. Это результат целой комбинации разных факторов. Репутация местной спортивной легенды. Самодовольная, даже чванливая манера отца себя вести, проистекающая из того, что он умудрился удрать от верной смерти. И еще, как я полагаю, тот факт, что он красив, – это ведь тоже не портит картину. Мощная квадратная челюсть. Высокий лоб. Непокорные, всегда взъерошенные волосы. Могучее телосложение, хотя в последние годы отец несколько расслабился.
– Все в порядке, папа, – сказал я. – Мне ведь совершенно нечего скрывать.
Отец посмотрел на меня с выражением растерянности на лице. Мама взяла его за руку. На ее губах появилась тень улыбки – давненько я этого не видел.
– Пойдем, Джим. Пусть они тут задают свои вопросы. Роб ведь по-прежнему будет здесь, когда мы вернемся. Верно, милый?
– Ага, мам. Здесь.
Но меня все же испугало то, что мама ощутила необходимость задать этот вопрос.
* * *
– Итак, Робби, почему бы тебе не рассказать нам об этой твоей таинственной блондинке?
Тыквоголовый устроился на том месте, где сидел отец. Откинулся назад, заложив руки за толстую шею, а ноги, скрестив, положил на край моей кровати.
– Меня зовут Роберт, – сказал я.
– Что-что?
– Или Роб. Но не Робби. Я, конечно, прихожусь Джимми Хейлу сыном, но у меня и собственное имя имеется. Некоторые люди с уважением относятся к этому обстоятельству.
Шиммин негромко присвистнул и оглянулся через плечо на свою коллегу. Детектив-сержант Тир заняла позицию, прислонившись спиной к стене, согнув одну ногу в колене. Подошва ее туфли оставила грязный след на бежевой краске стены. Женщина сделала большой глоток колы и постучала ненакрашенным ногтем по алюминиевой банке.
– На ссору нарываешься, а, юный Робби? – спросил Шиммин.
Я повернул голову вправо, ощущая, как сопротивляется мягкая перевязь из губчатой резины, закрепленная вокруг шеи и поддерживающая левое запястье. В двери палаты имелось небольшое окошко, но все, что я мог разглядеть по другую сторону отсюда, – лишь сплошная бежевая краска.
