Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
«Бессердечный ты тип», – говорил Бабкин Макару после крушения очередной любовной лодки. Маша однажды назвала его Питером Пэном, вечным юнцом, бегущим от взросления.
«Черт его знает, – размышлял Бабкин, – что-то в этом есть. И выглядит пацаном, и ведет себя как дурак».
Но тут появилась Саша Стриженова, женщина с мальчишеской стрижкой и тревожными глазами. Даже Бабкин, глядя на нее, чувствовал в себе смутный призыв схватиться за фотоаппарат и запечатлеть… увековечить… поймать, вот что! Поймать эту дивную, хрупкую красоту и сберечь, как… Что там веками сохраняется в янтаре?
«Муха, допустим», – с сомнением думал Бабкин, ощущая, что сравнение не из тех, которые стоит произносить вслух.
Последние два месяца Макар совсем ему не нравился. Сергей взирал на напарника с внимательностью опытного доктора и отмечал пугающие признаки. Пациент смеялся невпопад, периодически приставал к его жене со всякими глупостями вроде того, на какой спектакль лучше пойти, а однажды был пойман за изучением сайта питомника британских котят. Котят, Макар!
И вот пожалуйста: подруга Стриженовой взывает о помощи, и Илюшин, словно героический человек-паук, уже мчится в заволжский Шавлов.
А вместе с ним тащится и сам Бабкин.
– Ты удочки собрал? – крикнул из комнаты Илюшин.
Об удочках он беспокоится, надо же.
– Собрал, собрал.
Накануне Саша Стриж отправилась прямиком к Маше и попросила отпустить Бабкина за компанию с Илюшиным. Женский заговор вскрылся слишком поздно – Сергея обложили со всех сторон.
«Поехали, дружище! – сказал Макар. – Там рыбалка отменная».
«Стерляди привезешь, – размечталась Маша. – Осетров!»
Ну что с ними делать?
Бабкин ворчал, но понемногу скептицизм уступал место приятным ожиданиям. «Раки… Купаться буду, пока перепонки между пальцев не вырастут». Он уже предвкушал, как проводит эти три дня, предоставленный самому себе. Макар с Сашей отбывают повинность на семейных посиделках. А ему достается счастливый билет: блаженное одиночество – чем короче, тем блаженней. Подруга Стрижа пообещала, что в его распоряжении целый дом, покинутый хозяином до осени.
Босиком, босиком по нагревшимся скрипучим половицам. Девахи за палисадником хохочут звонко. На мосту бабки воблой торгуют и мошкару гоняют. «Метеоры» белые снуют…
Бабкин удовлетворенно потер руки. Вся эта затея на глазах обретала черты настоящего подарка.
Три тихих, расслабленных дня в самом начале лета – о чем еще можно мечтать!
3
– Шею бы свернуть этой суке, – низким голосом сообщила Рита. – Вот моя голубая мечта.
– Рита!
– Кого она с собой тащит?
– Подругу какую-то, – призналась мать.
Черные глаза Риты Сысоевой блеснули недобрым светом.
– С мужем, – добавила Нина не совсем уверенно.
Рита выругалась в адрес неизвестного мужа так, что мать вспыхнула.
– Язык-то попридержи!
Девушка ожесточенно застучала ножом по разделочной доске. Ошметки вареного яйца полетели во все стороны.
– Чай, не башку ей рубишь, – вполголоса заметила Нина. – Аккуратнее давай.
Обе женщины замолчали. Ритка взялась чистить яблоки для пирога и тут запоздало сообразила, что мать ничего не говорит просто так. Нет, болтать Нина любила, и для постороннего человека ее стрекот зачастую был лишен смысла. Но свои хорошо знали, что к матери стоит прислушиваться очень внимательно.
«Аккуратнее давай».
Еще пять минут прошло в тишине, нарушаемой лишь постукиванием ножей. Рита обдумывала материнский наказ, и постепенно в голове ее зрел план.
Когда он приобрел явственные очертания, девушка отложила нож в сторону.
– Мам, а мам!
– Чего?
– Тетя Клава ведь не приедет?
– В больнице она, с переломом ноги, – недовольно сказала Нина. Ее сестра Клавдия, бой-баба с бешеным нравом, считалась тяжелой артиллерией в предстоящем сражении. «Додумалась тоже – конечности летом ломать! – ругалась про себя старшая Сысоева. – Ни на кого положиться нельзя».
– Можно я тогда Криську приглашу?
Нина уставилась круглыми птичьими глазами на дочь:
– Курятину, что ли?
– Мне скучно без нее будет! – вдохновенно соврала Рита. – А она веселая.
– Для веселья у нас Елизавета Архиповна приедет, – мрачно возразила Нина. – Ухихикаешься.
– Баба Лиза? – ахнули от дверей.
Мать и дочь обернулись.
Григорий, брат Нины, застыл в дверях с выражением ужаса на опухшем лице.
– Дядь Гриш, ты чего?
Григорий встряхнулся. Твердым шагом прошел к холодильнику, достал запотевшую бутылку.
– Отметим, дамы!
– С утра начинаешь? – вознегодовала Нина.
Хрустальная стопка победоносно сверкнула в солнечном луче.
– В рамках борьбы с несовершенством этого мира, – осадил ее брат, закусывая петрушкой. – Зачем старуху позвала?
– Не звала я, сама она напросилась. Скучно ей.
Григорий некоторое время без выражения смотрел на сестру, а затем, ни слова не говоря, налил вторую порцию.
– Гриша!
Но было поздно. Со словами «за влюбленных» тот опрокинул стопку и жадно прижал к носу пучок укропа.
– Ну, Григорий…
В обширном семействе Нины годами царил матриархат. Все жизненно важные решения принимались многочисленными елизаветами, тетьтанями и клавдиями. На откуп мужчинам отдавались мировая политика и футбол.
Тридцать лет назад юная Нина Лобанова, прогуливаясь по вокзалу, заметила у киоска с прессой тощенького ушастого лейтенанта и немедленно забрила его в мужья. Родня удивлялась и крутила пальцем у виска. Но в голове Нины зрели амбициозные планы. В мечтах видела она, как ее раздобревшему лейтенанту нашивают генеральские погоны, как чеканит он шаг в новеньком мундире, а сама она выступает рядом генеральшей в норковом манто.
Отчего-то именно манто ярче всего сияло перед Ниной, и манило, и нашептывало нежные глупости.
Однако в спонтанно родившемся плане таилась червоточина. Зловредного червяка воплощал сам без пяти минут генерал, Петр Сысоев, для домашних – Петруша.
Петруша был человеком смирным, покладистым и лишенным инициативной жилки в той же степени, насколько лишена ее тля, безропотно позволяющая доить себя муравьям. Вершины устремлений у лейтенанта Сысоева попросту не было: его желания представляли собой ровное плато. «Быть сытым и в тепле – что еще нужно человеку? – рассуждал Петруша. – Ну еще чтоб жена добрая и детки».
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
