— Понимаешь? Мы многого от тебя ожидаем.
Камни. Студенты не уходят. Нудный холодный дождь, но они не хотят оставлять Линнея. Пусть покажет им что-нибудь, что-нибудь еще.
Он говорит:
— Камни растут.
Линней в лучезарном расположении духа. Спускается из своей комнаты в сад — потолковать с садовником.
— Садовник, — говорит Линней, — ты все понял превратно. Действовал одним способом, а надо бы другим. Землю копал неправильно, дорожки расчищал граблями не в ту сторону, лопату держал неправильно. Но ты не хмурься, не плачь, не ругай себя. Я покажу тебе, как все исправить. Сперва покажу, как неправильно ты все делал, а потом ты увидишь, как надо было действовать и как в итоге все исправить.
Но в руке у садовника музыкальный инструмент. Возник невесть откуда, вот только что его не было,
Линней готов поклясться, а сейчас он в руке у садовника. И вдруг в руке у Линнея.
Он крутит инструмент так и этак. С виду неказистый. Человеку, незнакомому с этой деревянной штуковиной, в голову не придет, что из нее можно извлечь музыку. Линней крутит-вертит ее, находит весьма приятной.
— Садовник, — говорит он, — твой инструмент — сущее загляденье, я завидую всем, кто умеет на нем играть. Зато я умею читать нотное письмо, понимаю его.
Он пытается отдать инструмент садовнику.
Но садовника рядом нет, он где-то в другом месте сада, инструмент при нем, и Линней слышит, как он играет. Пробует перекричать его. Кричит сам себе, обнаруживает, что кричит собственное имя, и конфузится — этого он не хотел. Музыка слышится то здесь, тотам, порой вдали, порой поблизости, но у Линнея что-то с глазами.
Он все еще держит в руке садовников инструмент, все еще пытается вернуть его. Кладет на садовую дорожку, параллельно бороздкам от грабель, вот так, аккуратно, ничего не разрушая, вот так.
Линней:
— К сотворенному ничего не прибавлялось и не прибавляется. Все живет по однажды созданному замыслу. Разве тут что отнимешь?
В разговоре с Линнеем Артеди обрушился на манеру давать рыбам имена животных, называть акулу лисицей или кошкой, а окуня — зеброй.
— Рыбы не должны быть для нас отражениями сухопутных животных. У них свое царство.
— Ты прав, — ответил Линней.
И подумал: он уже далеко отсюда.
Он может сделать так, говорит ребятишкам садовник, что они будут недвижно стоять на месте, словно гора, и для этого им нужно лишь одной рукой крепко держаться за палец на ноге.
Ребятишки не верят, и он предлагает кому-нибудь из них попробовать. Вперед выходит Андерс. Садовник подводит его к дереву, велит одной рукой обнять ствол, а потом ухватиться щепотью за палец на ноге.
— Ну вот, ты недвижим. Не можешь сдвинуться с места, если не отпустишь палец.
Линней видит, как дети смеются над затеей садовника. Ему всё надо видеть.
Раннее утро, 28 января. Именины Карла. Речка Севьяон оскудела, обмелела подо льдом в нынешнем январе, когда свиристели собираются в зарослях рябины и их легко подстрелить из дробовика.
Перепуганное зверье бросается наутек. Лошади, и те робеют.
Линней не спит, выходит из дома, идет в свою рощу. Развешивает — попарно — кунгсхольмские колокольцы из зеленого стекла на ветках дуба, вяза ясеня, чтобы слышать, как они звенят на ветру. Эоловы кубки, стеклянные эоловы арфы. Правда, нынче утром ветра нет, колокольцы неподвижны.
Один оставлен про запас. Он наливает в него вино, до краев, и пьет, празднуя именины.
Линней студентам:
— Тот, кто исследовал природу насекомых, знает, что так называемый метаморфоз вовсе не превращение, а просто сбрасывание оболочки.
Артеди владел острым секатором логики. Инструментом, которым садовник не располагает.
Линней различает царство растений и царство животных. Но говорит, что есть еще и третье. Царство камней. У себя в саду, среди растений и животных, он надумал возвести кольцо из камней. И оттого велит садовнику выровнять площадку под каменную ограду.
Садовник отвечает: ему, мол, известно, что по предписанию властей должно строить каменные ограды.
Линней говорит, что предписания тут ни при чем, просто ему нужна в саду каменная ограда.
Садовник молчит. Смотрит в землю. Смотрит в поля.
Линней говорит, что его каменную ограду надо построить не вокруг сада, а в саду.
Садовник спрашивает, видел ли Линней каменную ограду у Бильке в Лёвсте. Ту, что построена позапрошлой осенью. А нынче уже развалилась.
Линней говорит, что вполне доверяет своему другу Бильке.
— Мой многоуважаемый друг Стен Карл Бильке, вице-председатель Королевского и государственного верховного суда по делам о наследственной аренде, — говорит он, — вместе со мною основал Академию наук. — И продолжает: — Барон Стен Карл Бильке вместе со мною ввел латинский шрифт в шведские научные сочинения.
Садовник отвечает, что как бы там ни было, а каменная стенка у Бильке находится в плачевном состоянии.
Линней замечает, что это его, садовниково, мнение и что, как бы дело ни обстояло, каменную ограду безусловно можно построить лучше или хуже.
В ответ садовник говорит, что каменную ограду вообще невозможно построить хорошо, ведь с приходом весны она разрушается от солнца, которое нагревает южную сторону, меж тем как северная сторона покрыта снегом и льдом, а в результате камни на южной стороне расшатываются и выпадают.
Можно починить, говорит Линней.
Садовник отвечает, что такого рода ремонт более трудоемок и дорог, чем само строительство. Лучше уж после каждой весны возводить ограду заново. Летом весь околоток, поди, только и будет строить каменные ограды.
Линней думает, что вполне сможет сам, своими силами, воздвигнуть у себя в саду каменную ограду, хотя бы маленькую.
Прежде был другой сад, поменьше, и мальчик с неуемным интересом к названиям и растениям.
— Как называется это? А это как?
В тот сад Карл ходил с отцом.
— Что это? Что это?
Отец, довольный любознательностью мальчика, но уставший от его забывчивости, выбранил его и пригрозил, что никогда больше не скажет ему ни одного названия, раз он, едва услышав, тотчас их забывает.
— Ничего удивительного, — говорит Линней садовнику. — Если я пишу «глаз», «береза», «окунь» или «оплеуха», а читатель не разумеет, что эти слова означают, много он не прочтет.
