Когда гитлеровский национал-социализм предпринял попытку установления мирового господства, то были предприняты меры, которые должны были сделать невозможным повторение событий ноября 1918 года. Фактически несколько дней спустя после передачи власти НСДАП, 3 февраля 1933 года, Гитлер в выступлении перед высшими чинами рейхсвера и военного флота заявил, что создание Вермахта является важнейшей предпосылкой для «завоевания жизненного пространства на Востоке и его беззастенчивой германизации». При этом он подчеркнул, что должна быть возвращена практика всеобщей воинской повинности. «Но перед этим государственное руководство должно позаботиться о том, чтобы военнообязанные накануне призыва не были заражены пацифизмом, большевизмом, марксизмом, по крайней мере, за время службы из них надо будет вывести этот яд», — говорил фюрер. Этой целевой установке служил беспрецедентный террор, который развязали в 1933 году CA, СС и полиция. Именно тогда десятки тысяч антифашистов оказались в концентрационных лагерях и тюрьмах. Многие из них так и не вышли на свободу.
Одновременно с устрашением и ликвидацией идейных противников войны проводилось множество фланкирующих мероприятий в области военного права, армейской юстиции, дисциплинарных взысканий и исполнения военных наказаний. Это предпринималось для того, чтобы изолировать от основного состава воинских частей потенциальные «очаги недовольства», в случае если бы в армию проникли неблагонадежные и подрывные элементы.
Одним из первых мероприятий, которое должно было предотвратить повторение ноября 1918 года, стало появление в Военном кодексе 1935 года § 13. Этот параграф закрывал путь в армию не только осужденным за тяжкие преступления, но бывшим политическим заключенным, которые являлись противниками национал-социалистического режима. Им запрещалось несение воинской службы. § 13 Военного кодекса гласил:
«Недостойными военной службы, а вместе с тем не подлежащими военному призыву являются те, кто:
а) имел тюремное заключение;
b) был лишен гражданских прав;
с) попадает под действие § 42 Имперского уголовного кодекса;
d) был лишен военным трибуналом права служить в армии;
е) был наказан в судебном порядке за антигосударственную деятельность».
Если пункт «а» исключал из армии как «каторжан» большинство ранее осужденных противников режима, то пункт «е» специально вводился для тех, кто недолгое время пребывал в лагерях или получил условный срок. Нацистский режим предполагал, что в некоторых «легких случаях» из политических оппонентов можно было сделать нормальных солдат. Для этого в апреле 1937 года было установлено, что «недостойными военной службы» признавались люди, получившие за антигосударственную деятельность девять и более месяцев лагерей. Это нововведение должно было предотвратить: а) чтобы преступник, совершивший незначительное правонарушение, был лишен почетной обязанности воинской службы немецкому народу, нанося тем самым более значительный урон интересам народного сообщества; б) устремление отдельных личностей, которые стремятся уклониться от воинской службы путем совершения незначительных политических правонарушений».
Принимая во внимание § 13 Военного кодекса, надо отметить, что запрет упомянутым группам нести воинскую службу отнюдь не являлся специфической нацистской мерой. Подобные действия по защите авторитета армии и морали в воинской части, по профилактике саботажа, разглашения важных сведений и т. д. свойственны в какой-то мере «внутренней логике» любой армии. Однако по сравнению с кайзеровской армией круг лиц, «недостойных военной службы», был значительно расширен. Новым, по сути, было само определение «недостойного» нести воинскую службу, которое имело вполне определенный пропагандистский характер. В условиях возвращения к «древнегерманским принципам» «недостойный» являлся негативным полюсом, противопоставленным защитнику немецкой нации и германской земли.
Следующей вехой на пути предупреждения волнений в Вермахте стало формирование тайной военной полиции и характерное ужесточение штрафной части законов, касающихся армии, и особенно Военного уголовного кодекса. Ужесточение армейских законов произошло задолго до печально знаменитой речи Геббельса в Берлинском дворце спорта. Представители военной юстиции обратили внимание на известные слова Людендорфа о «подготовке к тотальной войне», которая выразилась в принятии Особого военного уголовного права, которое вступило в действие 17 августа 1938 года. Историю возникновения этого документа можно проследить, начиная с 1934 года. Собственно центральным пунктом Особого военного уголовного права был § 5 («Подрыв боеспособности»).
«За подрыв боеспособности карались смертью:
Кто публично призвал к этому или способствовал уклонению от исполнения служебных обязанностей в немецком Вермахте или союзнической армии, или же публично стремился парализовать волю немецкого или союзнического солдата к несению военной службы.
Кто склоняет солдат или военнообязанных запаса к непослушанию, к сопротивлению или применению физической силы в отношении командира или же к дезертирству, или же недозволенному оставлению части, или же подрыву самообладания солдат Вермахта и союзнических армий.
Кто посредством членовредительства, обмана или другим способом намеревается временно или постоянно уклоняться от военной службы.
В отдельных случаях может быть заключен в тюрьму.
Наряду со смертной казнью и тюремным заключением допустима полная конфискация имущества».
Если подытожить различные, во многом противоречивые штрафные санкции в отношении понятия «подрыв боеспособности», то видно, что возникла весьма размытая юридическая формулировка, которая могла применяться к любой антивоенной деятельности и попыткам уклонения от службы. Фактически к смерти могли приговорить любого неугодного. 1 ноября 1939 года Особое военное уголовное право было дополнено «особым штрафным параграфом» § 5а, который давал право военным судьям выносить смертный приговор любым служащим, если те «допускали действия против самообладания и солдатского мужества». Подчеркивалось, что смертная казнь являлась «вполне адекватной мерой наказания», если это требовалось во имя поддержания боеспособности военной части и сохранения в ней боевого духа. Для расширенной трактовки этого параграфа в комментариях к закону говорилось, что смертная казнь могла применяться в случаях трусости, угроз командиру, актов неповиновения, попытки мятежа, вооруженных волнениях, нападения на вышестоящих чинов, мародерства, а также при любых других проступках, которые подрывали пресловутую боеспособность воинской части. Эти пункты Особого военного уголовного права не только открывали широкие возможности для юридического произвола, но позже способствовали появлению типично нацистского понятия «здоровых народных настроений», что указывало на масштаб наказаний, которые выносились в соответствии с неоднократно обновлявшимся § 5а.
Подобные драконовские меры привели к тому, что только в первые месяцы войны служащим Вермахта было вынесено около 30 тысяч смертных приговоров. Но подобные потери были бы слишком велики. Поэтому параллельно с казнями в начале войны стала применяться «перспективная» практика лишения свободы, которая имела двоякую цель: «испытание» и «изоляция». Для обоих понятий имелось подходящее обоснование: «Лишение свободы не должно давать подлецам и трусам возможность уклониться от военной службы. Солдаты, которые покинули часть, должны получить возможность проявить себя на фронте. Поэтому если особые обстоятельства не предполагают немедленного приведения приговора в исполнение, то на срок ведения войны принципиально должно применяться лишение свободы» (§ 104).
