– Мое правительство никогда не заплатит столь внушительную сумму, – хрипло сказал он.
– Нет? Неужели вы так бедны? – Радниц стряхнул длинный серый столбик в серебряную пепельницу, находящуюся возле его локтя. – Как печально. Однако я не воспринимаю всерьез заявление какого-то мелкого чиновника – ведь, кажется, так вы отрекомендовались? И хотя, помимо всего прочего, китайцы нравятся мне еще меньше русских, но я предпочитаю вести дело быстро. Итак, моя цена – три с половиной миллиона долларов. Я передам расшифрованную формулу вашим специалистам через три месяца.
– У меня нет на это соответствующих полномочий, – забормотал было Дузенский, но Радниц перебил его.
– Я и так это знаю. Возвращайтесь в посольство. Надеюсь, все будет в порядке. Я возвращаюсь в отель «Бристоль». Пришлите мне туда телеграмму о вашем решении.
– Можно вас попросить остаться на ночь в здешнем отеле? – спросил Дузенский, тщетно пытаясь обрести былую уверенность. – Здесь я могу навещать вас. И вряд ли я смогу встретиться с вами в отеле «Бристоль».
– У меня нет никакого желания ночевать в ваших убогих отелях, – пробурчал Радниц, в то время как машина остановилась возле русского посольства. – Пришлите мне телеграмму, – он открыл дверцу машины.
Ненавистью сверкнули из-под шляпы глаза Дузенского, однако он ничего не сказал и вышел из машины. Радниц тут же опустил стекло, отделявшее его от Ко Ю.
– К границе, и побыстрее!
Они прибыли к пропускному пункту через пять минут, но этого времени Дузенскому вполне хватило, чтобы позвонить. Двое солдат в ушанках уже поджидали их.
Шлагбаум был поднят, и машина въехала на территорию пропускного пункта. Вновь потребовался паспорт Радница. Чиновник не торопился. Радниц ожидал вместе с еще несколькими американцами, которые приезжали в Восточный Берлин для того, чтобы посетить «Комише Опер». Вскоре американцы ушли. Радниц ждал. Наконец, после почти двадцатиминутного томления, чиновник поставил отметку в паспорте и с самодовольной ухмылкой вернул паспорт Радницу, жестом давая понять, что он свободен.
Толстяк был взбешен, но он молча вернулся к машине. Там уже копошилось двое солдат. Открыв капот и багажник, а также все дверцы, они дюйм за дюймом осматривали внутренности машины. Радниц ходил взад-вперед, пытаясь хоть как-то согреться, и еле сдерживал клокотавшую в нем ярость.
Ко Ю подошел к нему, на его желтом лице было беспомощное выражение.
– Простите, сэр. Они спрашивают про обогреватель, – сказал он.
Радниц подошел к «роллс-ройсу».
– В чем дело? – спросил он по-немецки.
Один из солдат осветил большой радиатор, закрепленный под днищем машины.
– Что это?
– Обогреватель салона.
– Мы видим. Необходимо его снять.
– Снять? – полузакрытые глаза Радница почернели. – Но зачем? Это обогреватель. В нем ничего нельзя спрятать.
– Его нужно снять, – деревянным голосом сказал солдат. – Мы хотим осмотреть его.
Радниц глянул на Ко Ю.
– Ты сможешь его снять?
– Да, сэр, но это займет много времени.
– Сделай это, – Радниц забрался в салон машины, закурил сигару, пытаясь держать под контролем свои эмоции. Он понимал, что находится на чужой территории, и эти безмозглые животные в ушанках в данном случае обладают большей властью, чем он. Включив освещение, он начал просматривать документы, извлеченные из саквояжа.
Двое солдат с интересом наблюдали, как Ко Ю снимает обогреватель. Двадцатью минутами позже поднялся шлагбаум, и на территорию контрольно-пропускного пункта въехала машина. Из нее выпрыгнул Дузенский и быстро направился к «роллс-ройсу». Отослав солдат, он открыл дверцу машины и скользнул на сиденье рядом с Радницем. Солдаты разрешили Ко Ю поставить радиатор на место и отошли.
– Извините, – сказал Дузенский. Запах пота, исходящий от его тела, заставил Радница глубже затянуться сигарой. – Это слишком важно. Я был вынужден задержать вас. Мы согласны, и уплатим три с половиной миллиона долларов при условии, что вы передадите в наше распоряжение расшифрованную формулу.
Радниц сделал несколько пометок на документах, которые просматривал. Еще пару минут он читал их, затем отложил в сторону и глянул на Дузенского.
– Мне пришлось провести почти час на холоде, – сказал он. – Мое время дорого стоит. Я не могу выносить подобные издевательства от коммунистического правительства. Моя цена сейчас – четыре миллиона! Позвоните им! Объясните, что цена поднялась лишь из-за того, что какой-то глупец заставил меня ждать. Слышите? Четыре миллиона долларов!
Испуганный злобой в глазах Радница, Дузенский выскочил из машины и бегом направился к деревянному бараку. Радниц вновь начал просматривать финансовые документы. Ко Ю наконец установил радиатор на место. Дузенский возвратился через пятнадцать минут и вновь забрался в салон машины. Его лицо блестело от пота, на скулах горели красные пятна.
– Да... мы согласны, – обреченно сказал он. – Четыре миллиона долларов.
Радниц нажал кнопку, опуская стекло, отделяющее его от Ко Ю, и жестом показал, чтобы Дузенский вышел.
– В «Бристоль», – распорядился он.
Когда «роллс-ройс» остановился у второго барьера, никаких осложнений уже не было. Стальной шлагбаум был поднят, и машина въехала на территорию Западного Берлина.
Приехав в «Бристоль», Радниц тут же отправился в пункт международной связи и попросил бланк телеграммы. Аккуратным почерком он набросал следующие строки:
"Джонатану Линдсею.
Отель «Георг V», Париж, 8.
Договоритесь о встрече с К. в 13.00 для Чарли. 16 числа.
Радниц".
Он протянул девушке-оператору телеграмму вместе с десятью марками, затем направился к лифту.
Когда дверь лифта автоматически захлопнулась и кабина плавно пошла вверх, мрачное выражение на его лице сменилось улыбкой триумфа.
Посте долгих напряженных дней, потраченных на разработку планов, цель достигнута, и деньги вскоре будут у него в руках.
* * *
Алан Крейг осторожно открыл дверь квартиры, выглянул в длинный коридор и прислушался. Погодя отступил назад.
– Вперед, Джерри, – сказал он. – Торопись!
Изящный молодой блондин в обтягивающих джинсах и черном шерстяном свитере скользнул мимо Крейга, адресовал ему насмешливую улыбку и вышел в коридор.
Крейг запер дверь и вернулся в гостиную. «Это было ошибкой», – сказал он себе, беспомощно пожав плечами. Но что поделать, нельзя же все время быть правильным. Завтра в это время он будет лететь рейсом Пан Американ в Нью-Йорк. Париж отойдет в прошлое.
И вовремя. Два месяца, проведенных здесь, он прожил чересчур бурно. Стоя посередине комнаты и потирая подбородок, Крейг думал о Джерри Смите. Он познакомился с ним, покупая наркотики. В течение последней недели они многое узнали друг о друге. Джерри был забавным, послушным и, чего не мог не признать Крейг, нравился ему. Но эта ночь почему-то не удалась. На лице Джерри то и дело появлялась насмешливая улыбка. Часто Крейг ловил на себе изучающий взгляд партнера. Уж не презрение ли таилось в этих глазах?
