– Левая, – соврала мне красотка, продолжая за меня цепляться.
Я положил десятку посередине, куда лег туз. Они не дадут мне выиграть, поэтому «крышка» положил двадцатку справа. Все по плану. Я удвоил до сорока на своего туза. Он ответил: 80, 160, 320…
– Шестьсот сорок, – объявил я и выложил деньги на газету напротив туза.
Вся прелесть такой большой ставки в том, что когда ее кладешь, то пачка денег достаточно широка, чтобы на долю секунды прикрыть карты.
Ошарашенный «крышка» посмотрел сперва на меня, потом на оставшиеся у него деньги – пять или шесть двадцаток. Он не мог удвоить мою ставку. Облизнувшись, он повернулся к сдатчику за помощью.
Я наблюдал, как они подсчитывают деньги, зная, что мою ставку им не перебить. Сдатчика, похоже, это не смутило.
– А мужик-то у нас жадный. Жадность – это хорошо. Ставка шестьсот сорок.
Ему всего-то и требовалось, что подменить туза в середине, которого я угадал правильно, одной из боковых двоек, – и все деньги перейдут к нему. Ему полагалось изобразить хотя бы легкую тревогу, а парень вместо этого сиял улыбкой. Я даже слегка засомневался. Мне совершенно не хотелось объяснять Ванессе и Энни, что мы отобедаем в «Венди»,[4]потому что меня облапошили в «три листика».
* * *
Сдатчик взял правую двойку и перевернул ею туза, на которого я поставил. При этом он, разумеется, поменял их местами и засветил уже проигрышную (в чем он не сомневался) карту.
– Двойка – пусто… – победно зачастил он.
Но тут соизволил взглянуть на карты и увидел, что рядом с моими деньгами на него смотрит пиковый туз. Парень выпучил глаза.
Зрители, не участвовавшие в мошенничестве, радостно завопили. Кто-то даже обнял меня за плечи.
Я уже несколько лет не баловался с картами. Тем не менее проделать этот фокус было не очень-то и трудно, особенно при таком растяпе-сдающем. Выкладывая деньги, я сам поменял карты мизинцем и безымянным пальцем. Я знал, каким будет его следующий ход, и он, когда переменил карты, сам подсунул мне выигрышную.
Я выиграл честно и четко. И жульнически естественно.
– Копы! – заорал «крышка».
Этого следовало ожидать. Если игра перестает идти по накатанной дорожке или подается знак, что денег выиграно достаточно, то кто-то из команды кричит: «Полиция!» – и все разбегаются. Это последний выход для жулья. Даже если лох выиграл, он потеряет деньги.
Шайка бросилась врассыпную. Сдатчик схватил деньги и карты, сунул их в карман и попытался сбежать. Мои новые приятели из студенческого братства были не прочь поиграть мускулами ради торжества честной игры и блокировали сдатчика с флангов. В результате ему пришлось прорываться мимо меня. Он врезал мне правым хуком по почкам, оттолкнул и рванул прочь. Штабель молочных ящиков рухнул.
Парни прокричали ему вслед весьма замысловатые угрозы. А я лишь смотрел, как он убегает.
– И ты позволишь этой мрази тебя ограбить?! – воскликнул кто-то из зевак. – Ты же честно выиграл, мужик. Я бы на твоем месте отыскал этого чувака и вышиб из него свои денежки.
– Никогда не делай ставок в чужой игре, – ответил я, пожал плечами и зашагал прочь.
Выйдя из переулка, я поймал себя на том, что улыбаюсь. Давно не получал такого удовольствия. Выжив в схватке с нью-йоркскими мошенниками, теперь я точно смогу встретиться лицом к лицу со своей стодвадцатифунтовой невестой, ее бабушкой и чайными чашками на ножке.
Весь инцидент занял минут двадцать. Вскоре я уже сидел в «Бергдорфе» между Энни и Ванессой. Боль под ребрами чуть стихла и стала ноющей. Артуро демонстрировал нам достоинства различных ножей для рыбы.
– Майк, – сказала Энни, нежно взглянув на меня, – ты не устал? Может, хватит быть женихом на сегодня?
Прикрывшись от остальных, я изучил то, что украл у парня, пока тот ломился мимо меня. Если носишь такие мешковатые штаны, то будь готов, что тебя обчистят.
Вот он и сбежал с пустыми карманами. А я ушел, вернув свои шестьсот сорок долларов и добавив к ним за беспокойство еще восемьсот, а в придачу к деньгам прихватил и нож, каких мне видеть не доводилось. С узким лезвием, великолепной рукояткой из розового дерева и бронзовыми втулками. На вид ему было лет восемьдесят, испанский или итальянский. Лезвие не было выкидным, но раскрывалось с такой скоростью и легкостью, что разница была невелика. Скорее всего, парень у кого-то отобрал этот нож. В жизни не держал более грозного оружия. Я аккуратно закрыл его и спрятал вместе с деньгами.
Погладив в кармане пачку наличности, я улыбнулся.
– Я отлично провожу время, – возразил я и повернулся к бабушке Энни. – Вы были правы насчет соусницы, Ванесса. Только лиможский фарфор. Кстати, Артуро, – обратился я, потирая руки, – у тебя еще остались те каталоги «Хэвиленда»?[5]
Именно в тот момент, когда я сидел в «Обручальном салоне» между невестой и ее бабушкой, поглаживая в кармане шестидюймовый нож и толстую скатку двадцаток, похищенную из кармана уличного жулика, я и понял, что со мной, возможно, не все в порядке. Как и с мечтой о спокойной респектабельной жизни, за которой я гнался много лет.
Глава 3
С отцом Энни мы встретились через полчаса во французском ресторане с тремя мишленовскими звездами.[6]Он пил шампанское и разговаривал по мобильнику, развалясь свободно посередине дивана. Закончив беседу, он поздоровался с Энни и Ванессой. Потом взглянул на меня, на Энни и спросил:
– Ты все еще размениваешься на этого типа?
Ему никто не ответил. Тогда он хохотнул и стиснул мне руку:
– Шучу! Садитесь!
Ларри Кларк, он же сэр Лоуренс Кларк, – бывшая звезда английского регби, ныне работающая финансистом и управляющая хеджевым фондом. Он излучает агрессию и прекрасное здоровье и предпочитает тот сорт юмора, который сводится к дурацким розыгрышам. Обманув же – хохочет.
Он сохранил крепкую фигуру нападающего, а лысую голову ежедневно надраивал до состояния блестящего розового шара, как поступают в наши дни многие руководители на высоких должностях. Такой облик хорошо сочетался с кислой миной, которую он надевал всегда, когда смотрел в мою сторону.
Я так вдохновился победой над шулерами, что был не против преломить хлеб с Кларком и обменяться с ним парочкой ударов. После второго блюда я извинился, встал из-за стола и выследил в лабиринте винных стеллажей нашего официанта. Я перехватил счет за обед, украв этот шанс у Кларка. Пришлось поуговаривать, но я все же убедил официанта, и он позволил мне заплатить.
