— А у нас есть объявление! — неожиданно воскликнула Фиона.
Все стихли. В первые пять лет их дружбы это обычно означало, что скоро появится еще один ребенок.
— Нет-нет, это не то, о чем вы подумали, — быстро прибавила Фиона. («Чересчур быстро, — подумала Тесс. — О чем это она?»)
— В нашу компанию вливается еще один человек, — продолжала Фиона, — но это вовсе не ребенок.
Ее муж, Грэм, пробормотал, как показалось Тесс, что-то неодобрительное. Фиона недовольно взглянула на него, и он покорно заткнулся.
— Моя мама будет жить с нами.
Неминуемое появление четырех близнецов было бы встречено с меньшим изумлением. И ужасом.
Такого у них еще не бывало. Хотя на всех приходилось уже девять детей, и все, конечно, сталкивались с привычными родительскими проблемами, обычными на Западе, обустройство жизни престарелых родителей пока что терпеливо дожидалось за кулисами.
— Как мило, — неубедительно произнесла Тесс.
Фиона состроила гримасу:
— Да не говори глупости, Тесс! Ничего милого в этом нет. Ты ведь знаешь се.
Тесс ее знала. Она лихорадочно соображала, что бы такое хорошее сказать об этой женщине, но не могла подыскать нужных слов. Вообще не могла ничего припомнить. До сих пор лучшее, что можно было сказать о матери Фионы, это то, что она живет за сотню миль.
— Теперь жди сырости по вечерам! — сказал Грэм Фионе.
Фиона показала ему язык.
— Я уверена, все будет хорошо, — твердо проговорила Тесс.
А поскольку Грэм был женат не на ней, то он с ней и не спорил. Это было правилом. Он принялся яростно разделываться с куском курицы. «Наверное, воображает, будто это его теща», — подумала Тесс, вполне сочувствуя его горю.
— А что, есть причина? — спросила она у Фионы.
— Конечно, есть, — встрял Грэм. — Нас помучить. Старой ведьме мало того, что на каждое Рождество она покупает мне джемпер из синтетики и настаивает на том, чтобы я надевал его, когда иду в люди. Так теперь она собирается провести с нами остаток жизни в наказание за то, что я женился на ее дочери, хотя я не доктор, не дантист и не адвокат.
— А что она имеет против бухгалтеров? — спросил Макс.
— Она убеждена, что я, должно быть, знаю тысячу хитроумных способов, как лишить ее того, что она скопила за свою жизнь.
— Разумное предположение, — согласилась Фиона — А отвечая на твой вопрос, Тесс, скажу — она продала свой дом. Говорит, что не может больше подниматься по лестнице.
— Так купите ей специальное кресло, — предложила Тесс.
— Вот и я то же самое говорил! — вскричал Грэм. — Но она отказалась, считает, что это унизительно! Я объяснил ей, что если бы я нанял ученика, бросившего школу, или нелегального иммигранта, чтобы возить ее вверх-вниз в пожарной люльке, то вот это действительно было бы унизительно. Но кресло? Даже Тору Херд[6]оно вполне устраивало, а она — гордость нации! Кстати, раз уж мы заговорили о гордости…
— Спасибо тебе, Грэм! — резко перебила его Фиона и повернулась к остальным. — Мой муж такой тактичный. Когда мы навещали маму в последний раз, он привез ей целую кучу брошюр о домах для престарелых.
— Их больше так не называют, — наставительно сказал Грэм. — В домах для престарелых всегда пахло капустой, и обитавшие там бедолаги носили пижамы с натянутыми до подбородка штанами. Их строем водили в покрашенные в желтый цвет комнаты, где заставляли играть в «Бинго», а волосы им насильно красили в ядовито-розовый цвет. Теперь это заведения вроде шикарных гостиниц «Белла Виста» и «Гросвенор». Проживающих там называют гостями, они играют в бридж, едят итальянские блюда и носят спортивные костюмы.
Муж Милли, Тим, благоразумно наполнил бокал Грэма, тем самым прервав поток его неуместного красноречия. Эта вспышка захватила всех врасплох, но не очень-то удивила. За время совместного проживания с Фионой Грэм стал мастером мирового класса по громкости голоса и говорливости, но выступить по-настоящему у него не было возможности.
По сути он был человеком сдержанным во всех отношениях. Его волосы были всегда приглажены и не обращали на себя внимания окружающих, хотя начали редеть, когда ему было всего лишь девятнадцать лет. Он никогда не волновался по поводу своего внешнего вида, так что преждевременные признаки приближения среднего возраста принял со спокойствием. Раздавшись в талии, Грэм купил новые брюки, а не пошел в спортзал. Сталкиваясь с реакционными взглядами, он прятался за номером газеты «Индепендент». А все крайности оставлял Фионе.
И только один человек неизменно извлекал его из кокона молчаливой пассивности. Его теща. При малейшем упоминании об этом проклятии своей жизни он бурно выражал эмоции, которые подавлял в тихие периоды, а когда Грэм горячился, он целился очень метко.
Поскольку собравшиеся за столом были знакомы с этой ужасной Дафной, то все принялись выражать глубокое сочувствие.
— Грэм тратит красноречие на то, чтобы объяснить, что моя мать отказывается переезжать в другое место. Она считает, что это напрасная трата денег, раз у нас такой большой дом, — пришла на помощь мужу Фиона.
Грэм осушил большую часть того, что было в бокале, одним глотком, не прекращая при этом что-то бормотать. Тесс попыталась представить себе, что ее мать переезжает к ним. Такая неприятная перспектива отвлекла ее, но, если откровенно, даже этой жуткой мысли она была рада, поскольку самая настоящая проблема настойчиво стучалась в ее подсознание.
Вечер медленно тянулся для Тесс, считавшей минуты до того момента, когда можно будет наконец вытянуть правду из Макса. Большую часть времени она отвлекалась от гостей, проговаривая про себя диалоги, подходящие для любой возможной ситуации.
— Тесс, Милли обращается к тебе, — раздраженно сказал Макс.
Вздрогнув, Тесс вернулась в действительность из воображаемой ситуации номер тридцать два, где она убеждала Макса, что болячка у него на колене — фурункул, а не рак.
— Прошу прощения! Я задумалась. Не знаю, что со мной сегодня. Наверное, просто устала.
Все понимающе кивнули. Друзьям нравились эти вечера. Только другие родители из молодых семей способны до конца понять, какая усталость наваливается в конце каждого дня. Беспрестанная тревога о том, что на тебе лежит ответственность за жизни других людей, изматывает, хотя есть и помощница по домашнему хозяйству, и школа. А в обществе надежных друзей можно расслабиться. Не нужно никого развлекать или казаться умным. Они слишком хорошо друг друга знали, чтобы еще и этим заниматься. Раз в году они вместе отдыхали, умудряясь пережить и это тесное общение; при этом все чувствовали, что стали знать друг друга намного лучше — может быть, даже чересчур хорошо.
— Прости, что ты сказала? — виновато спросила Тесс у Милли и обратилась во внимание. Только теперь она поняла, что Милли была как-то особенно тиха в этот вечер. Это на нее не похоже.
