Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
Еще некоторое время Бутенев руководит своей батареей, но силы оставляют его и он падает на руки своим артиллеристам. Пушки среднего дека принимает под свое начало мичман Константин Истомин. Невозмутимо вышагивая средь свистящих ядер в сдвинутой на затылок фуражке, он подбадривает матросов:
– Это что, в аду, говорят, еще почище-то будет! Залпировать по моей команде! А целить под срез палубный!
Позднее Нахимов вспоминал: «… Бедный Бутенев потерял правую руку по самое плечо. Надо было любоваться, с какой твердостью перенес он операцию и не позволил себе сделать оной ранее, нежели сделают марсовому уряднику, который прежде его был ранен…»
Теперь против «Азова» оставалось всего лишь три противника. Но радость экипажа линейного корабля была недолгой. На место выбитого из линии фрегата уже выходил откуда-то из-под берега другой, еще невредимый. На «Азове» же к тому времени повреждений хватало: шаталась во все стороны выбитая из степса фок-мачта, вышло из строя немало и пушек. В неразберихе боя кто-то по неосторожности, отбрасывая в сторону зажженный картуз, попал им в кучу других, приготовленных для пальбы. Начались взрывы и большой пожар. В конце концов, хотя и с большим трудом, но с ним все же справились.
Усмотрев, что русскому флагману приходится нелегко, на выручку ему поспешил капитан Ла-Бретоньер. Его «Бреслав», оставил назначенное ему диспозицией место, с которого французы почти не могли вести огня по туркам. Обрубив якорный канал, «Бреслав» сумел протиснуться в узкий промежуток между «Азовом» и стоявшим рядом британским «Альбионом». С подходом Ла-Бретоньера положение Лазарева несколько улучшилось. «Бреслав» отвлек на себя сразу несколько турецких судов, и русские моряки смогли немного перевести дух.
В свою очередь азовцы, несмотря на свое, почти полное окружение, турками, умудрялись оказывать посильную помощь «Альбиону», сражавшемуся с 84-пушечным флагманом Мухарем-бея. Турецкий линкор сопротивлялся отчаянно, огонь его был на редкость точен. Но вот англичанам как-то удалось перебить его шпринг, и оставшейся без якоря турецкий корабль очередной порыв ветра внезапно развернул кормой к «Азову».
– Лупи его анфиладным! – не сдержавшись яростно крикнул Лазарев.
– Причешем строптивца, коль напрашивается! – репетовали в свою очередь матросам батарейные командиры.
– Держите, гололобые! – в азарте забивали пробойниками ядра и пыжи матросы. – Счас не нарадуетесь!
Первый же залп полностью смел в воду корму турецкого корабля. После второго корабль занялся огнем. В течение получаса сразу четырнадцать пушек верхнего дека сосредоточенно били по пылавшему турку, пока не превратили его в совершенное месиво. Не прекращавшийся огонь «Азова» лишил турок возможности тушить все разраставшийся пожар. Вот они уже принялись прыгать за борт, вначале еще ровно по одному, а затем посыпались десятками. Полыхающий языками пламени флагман Мухарем-бея понесло куда-то в сторону. Но вот, наконец, огонь достиг крюйт-камеры и 84-пушечный гигант разорвался с грохотом и треском.
Из донесения Гейдена Николаю Первому о Наварине: «… Командир французского корабля «Бреславль», заняв невыгодную при начале сражения позицию и усмотрев, что корабль Азов весьма много терпит от неприятеля, сражаясь в одно время против 5 военных судов, и почти не наносит им никакого вреда, немедленно обрубил свой канат и занял позицию между «Азовом» и английским кораблем «Альбионом», чрез что некоторым образом облегчил наше положение. «Азов», со своей стороны, тогда как сам был окружен турками, много помог английскому адмиралу, который сражался с 80-пушечным кораблем под флагом Мухарем-бея и когда сей последний, по причине перебитого у него шпринга, повернулся к «Азову» кормою, то 14 орудий на левом борту были немедленно отделены для действия против сего корабля и действовали с таким успехом, что через 12 часа разбили ему всю корму и когда в констапельской каюте сделался пожар, и турки употребляли все усилия, чтобы погасить возгорание, сильный картечный огонь с «Азова» сему воспрепятствовал, турецкий корабль вскоре обнялся пламенем и, наконец, взорван на воздух; между тем один из английских бригов, который много в сражении потерпел и потерял свои якоря, взят на бакштов капитаном Хрущовым, командиром фрегата Константин и чрез то в продолжение целой ночи сохранен от всякого вреда».
«Казалось, весь ад развернулся перед нами, – писал позднее об этих минутах лейтенант Павел Нахимов. – Не было места, куда бы ни сыпались книпели, ядра и картечь. И ежели бы турки не били нас очень много по рангоуту, а били в корпус, то я смело уверен, что у нас не осталось бы и половины команды. Надо было драться именно с особым мужеством, чтобы выдержать весь этот огонь и разбить противников, стоящих вдоль нашего борта (в чем нам отдают справедливость наши союзники)… О, любезный друг, кровопролитное и губительнее сражения едва ли когда флот имел. Сами англичане признаются, что при Абукире и Трафальгаре ничего подобного не было».
Наградой за мужество в Наваринском сражении стал для Нахимова внеочередной капитан-лейтенантский чин и Георгиевский крест. В наградном листе против фамилии Нахимова имеется приписка: «действовал с отличной храбростью». Вместе с ним получили свои первые боевые награды и Корнилов с Истоминым.
Вскоре после сражения Нахимов получает и новое назначение. Теперь он командир захваченного у турок корвета, названного в честь одержанной победы «Наварин». Можно только представить себе, как счастлив был он, получив под свое начало боевое судно. В кратчайшие сроки Нахимов приводит еще недавно запущенный и грязный корвет в образцовое состояние. Затем долгие месяцы крейсерских операций в Средиземном море и блокада Дарданелл. И снова Балтика. Боевые отличия не остались без внимания начальства, и Нахимова ждет новое назначение, на этот раз командиром строящегося фрегата «Паллада».
Наверное, ни один из судов парусного флота не получил такой известности, как «Паллада». Ее воспел в одноименном романе Иван Гончаров, а подвиги экипажа фрегата во время обороны Петропавловска-на-Камчатке давно стали легендой. Но первым командиром, вдохнувшим жизнь в это знаменитое судно, был именно Нахимов.
Командуя «Палладой», Нахимов еще раз находит возможность показать свои блестящие морские навыки. В ненастную погоду, идя в голове эскадры, он обнаруживает, что заданный курс ведет прямо на камни. Немедленно оповестив следом идущие корабли сигналом: «Курс ведет к опасности», Нахимов отворачивает в сторону. Надо ли говорить, какую ответственность взял на себя молодой капитан, когда выявил ошибку такого знаменитого и сурового флотоводца, как адмирал Фаддей Беллинсгаузен, опытнейшего моряка и первооткрывателя Антарктиды.
А затем новый поворот судьбы! И капитан 2 ранга Нахимов навсегда расстается с Балтикой. Отныне теперь его жизнь, смерть и бессмертие будут связаны с флотом Черноморским. Пока Нахимов пересекает на почтовых империю с севера на юг, приглядимся к нему внимательней. Внешне он ни чем не примечателен: высок, сутул, худощав и рыжеволос. В поведении и привычках весьма скромен. Общеизвестно, что он никогда не разрешал писать с себя портретов. Единственная карандашная зарисовка Нахимова была сделана в профиль, со стороны и наспех. Таким его образ и остался для потомков. Всю жизнь Нахимов бережно хранит память о своем старшем товарище Николае Бестужеве, сгинувшем после восстания декабристов в сибирских рудниках. Он никогда не забывает своих друзей-однокашников Михаила Рейнеке и Владимира Даля. Он постоянен в своих привязанностях, не искушен в интригах, но в делах службы до педантизма требователен к себе и другим.
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 21
