Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
Впрочем, когда придёт такое время, никто не знал. Молох военных действий раскручивался с нарастающей силой. К тому времени я уже был в звании обер-лейтенанта. А к началу войны с Россией меня повысили до майора. Впрочем, любой чин в «Аненербе» – это условность. Нельзя рангом и званием выделить талант и умение. Они внутри человека. Я лично был знаком с медиумами высшего уровня, на которых висели майорские погоны, как и у меня. Вместе с тем некоторые наши генералы не годились этим людям и в подмётки (впрочем, как и я). Но все мы были вынуждены подчиняться их солдафонским приказам. Дух прусской армии проникал в «Аненербе» всё глубже и глубже. Некоторые из нас противились этому. Другие, как и я, молча ушли в работу. Но восторг, который был вначале, напрочь улетучился. Может быть, я сам стал мудрее или попросту устал?
Война с Россией вызвала во мне противоречивые чувства. Однажды нечто подобное я уже испытывал. Тогда началась Первая мировая война, и все мои мысли были на стороне русской императорской армии. Теперь я, волею судьбы, оказался на другом берегу. Желал ли я победы Германии? Да, конечно. Но не сердцем, а умом. Просто иного выбора мне не оставили. Мне лишь хотелось, чтобы она была быстрой и по возможности бескровной.
Теперь я снова восстановил свои старые связи с однополчанами. Война возбудила в нас былые мечты. Возможно ли падение СССР? Безусловно. А вероятен ли возврат в России старого строя, царской монархии? Многие из нас искренне этого желали. Но наш фюрер наверняка оценивал ситуацию по-иному. И хотя мы все ненавидели большевиков, тем не менее взгляды на будущее России у нас разнились. В результате в наших сплочённых рядах состоялся глубокий раскол. Одни были за войну, другие против неё, ибо не видели никакой перспективы к возврату монархии.
И теперь каждый из нас волен был поступать так, как подсказывала его совесть. Те, кто поверил обещаниям Гитлера, взяли в руки оружие и ушли на Восточный фронт. Другие же, которых я окрестил «мрачным большинством», закрылись в себе, с горечью в сердце переживая случившееся. Это ещё одна трагедия душевного распада русских людей. Первую я наблюдал и был её живейшим участником в годы Гражданской войны. Второй её этап случился в 1941 году. Какая из этих «болей» сильнее? Судить не берусь. Говорят, время лечит. Но я добавлю: время – не учит. Что было, способно вновь вернуться. И одна боль тогда наложится на другую, только усугубив однажды случившееся.
Как-то я заговорил с дядей Карлом, что в скором времени у него появится возможность посетить Крым, оказаться в нашем родовом гнезде, увидеть тот виноградник, который когда-то он лично заложил. Но дядя ответил мне с грустью, что он уже остыл к прошлому. Все его помыслы связаны с семьёй, живущей здесь, в Германии, и никуда, мол, больше он не поедет. Такой ответ удивил. Мне всегда казалось, что дядя только и думает о возвращении на родину. Впрочем, он уже сильно состарился, и жизненный энтузиазм, которым всегда отличался мой родственник, стал быстро таять.
Эх, не знал он, что у меня самого открылись большие перспективы относительно Крыма! Но не мог я, не имел права не то что рассказать о них, но даже намекнуть. Запрет был строжайший. И я, как офицер, как сотрудник особого отдела «Аненербе», должен был подчиняться общим правилам. В этот момент у меня произошла переоценка ценностей. Я из учёного, человека мысли, превратился в военного – человека строгой дисциплины. Данное обстоятельство я констатирую лишь как факт. Особых эмоций во мне оно уже не вызвало. Время меняет нас. А война меняет нас стремительно.
В Крым я ехал с особым заданием и в особом качестве. Ещё вовсю шли бои, ещё не пал Севастополь, а наши структуры «Аненербе» уже раскинули свои сети на все освобождённые от большевиков территории. Но прежде чем остановиться на собственном задании, я сделаю одно небольшое отступление и расскажу о том, как я посетил нашу немецкую колонию и увидел родной дом.
Несмотря на войну, здесь всё выглядело довольно мирно. В Крыму была весна, вовсю цвели фруктовые деревья. Я даже потерялся в этом цветении и благоухании ароматов. Сердце моё сжалось, и я, взрослый мужчина, чуть не разрыдался. Даже не ожидал от себя проявления таких эмоций… Наш дом был цел. Я взошёл на крыльцо и потянул за ручку, дверь тут же открылась. «Эй, есть кто дома?!» – я по-русски крикнул громко, что есть силы. На мой голос отозвался мальчик лет семи-восьми. Но, увидев меня в форме, испугался и хотел убежать. Я, смеясь, удержал его.
На шум вышла его мать. Женщина немного моложе меня, ещё достаточно миловидная. Тоже испугалась. Я представился как первый хозяин этого дома. И она понуро опустила голову. Но я заверил, что выселять их никто не собирается, просто хочу походить по дому, вспомнить своё детство. Я говорил искренне, ибо это была правда. Мне здесь действительно делать было нечего. Обстановка в доме была совершенно иной, дух, запахи – всё чужое. Только стены наши. Внешняя оболочка, как хрупкий мираж давно ушедших дней. Дунь – и она как мыльный пузырь лопнет, не оставив после себя ничего. Даже последних воспоминаний.
Я припомнил, как бывал здесь в двадцатом году, когда вместе с армией генерала Врангеля отступал в Крым под натиском красных сил. Тогда я был молод, все мои чувства были обострены, и дом казался таким родным. А теперь…
Быстро выйдя во двор, я поспешил на виноградник дяди Карла. Дорогу я помнил хорошо, а сейчас удивлялся лишь тому, что она осталась в прежнем виде. А вот виноградник я узнал с трудом. До сих пор я не уверен, что нашёл именно наш, а не какой-либо другой. Прав был мой дядя. Это уже чужая лоза, и полюбить то, что лично не растил, невозможно. И чувства другие, и отношение…
Два или три ряда были обрезаны, и в некоторых местах выступили крупные капли влаги. Шло обильное сокодвижение. Остальной виноград был запущен – некому было заняться обрезкой. Очевидно, хозяина нет. У меня даже руки зачесались от нетерпения. Захотелось сбросить с себя военную форму, надеть привычную крестьянскую одежду и пройтись с секатором по рядам. Вспомнил: в этом году я лишь однажды помогал дяде Карлу на обрезке винограда. А ведь он сколько раз звал!
Решение пришло мгновенно. Я наломал огромный пук лозы и отнёс его в свой бывший дом. Там попросил у хозяйки нож и аккуратно нарезал чубуки. С первой же оказией я отправил самолётом эту посылочку дяде Карлу. Был уверен – часть из них обязательно даст корни. В любом случае дяде будет приятно моё участие в его виноградном деле.
4
Наверное, теперь настал черёд рассказать о том задании, ради которого я и оказался в Крыму. Собственно, это был один из этапов моей многолетней темы, которую я вёл в «Аненербе» и ранее в «Туле». Так что правильнее всего назвать его не заданием, а естественным продолжением моей жизни. Иными словами, реализацией на практике того, что с та– ким кропотливым трудом собиралось в лаборатории «Аненербе».
Чем я занимался все эти годы? Собирал сведения о древностях Крыма. Кстати, началом этой работы послужили исследования, которые проводил мой отец. Ничего особенного в них не было, зато основу дали они хорошую. Больше я ориентировался на разговоры, которые отец вёл со своими друзьями. И прежде всего – с генералом Марксом. Кстати, очень колоритная личность.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
