Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Зовут меня Юрий Воронцов, и хотя я известен как автор нескольких фантастических рассказов, то, что я напишу дальше, самая, что ни на есть, чистая правда. Родился я в 1976 году в Молдавии, там же и вырос. Семья была счастливая, хотя это и странно, учитывая, что отец — из детдомовцев, а мать — из неполной семьи. Причем не просто семья у нее неполная, так еще и ее мать, а моя бабушка — тоже из детского дома, как и мой отец. По всем теориям семейного строительства, по всем прикидкам семейных психологов, семья наша должна была развалиться, отец запить, а я — вырасти троечником, от беспризорника отличающимся только тем, что родители в свидетельстве вписаны, да еще тем, что кормили бы чем-то домашним.
Не знаю, может, именно от страха такого исхода, но родители мои тряслись над семьей, как над драгоценной вазой, оберегали ее и друг друга, так что семейных скандалов я почти и не вспомню… Споры — те да, были. В основном на тему, кем я стану, когда вырасту. Родители у меня были самые настоящие фанаты своего дела. Отец — энергетик, мать — преподаватель химии. По моему, хоть и квалифицированному, но все же пристрастному мнению, она входила в пятерку лучших преподавателей химии в республике. Каждый из них мечтал, чтобы я, единственный их сын, пошел именно по его стопам, так что агитацию вели активно. И ревниво. Даже в школу меня отдали пораньше, еще в шесть лет. Учиться мне нравилось, так что я длительное время успешно уклонялся от окончательного выбора, равно преуспевая и в химии, и в физике, и в математике… Да и на прочие предметы тоже хватало…
Так что трудно сказать, кто бы из них победил, однако олимпиад по энергетике, увы, не проводят, а по химии — пожалуйста. И после того как я в седьмом классе выиграл на районной химической олимпиаде и стал готовиться к республиканской, а затем и к союзной, чаша весов медленно, но верно стала склоняться в сторону матери…»
Лесополоса неподалеку от Кишинева, 30 апреля 1986 года, среда
Праздник удался. Удался на все сто процентов. Родители ушли с работы еще в обед, по-быстрому заскочили домой, захватили ведро с маринованным мясом и меня и поехали к окраине. У вокзала пересели на другой автобус и долгие полчаса мотылялись по Мунчештской…[2]Я еще удивился, всего-то одну улицу проехать, а такая длинная. Остановка называлась «Мунчештская, 812». Неужели бывает на одной улице столько домов? И зачем?
Но потом было весело. Шли в гору не просто так, а напевая. На остановке их ждал Леха-десантник. По жаркой погоде он снял с себя все, оставшись в одной десантной тельняшке. Леха решительно отобрал у родителей ведро, запихнул его в рюкзак, а рюкзак взвалил на плечи. На вопрос: «Не тяжело ли одному?» — буркнул: «За речкой и не такое тягали!»
Я уже знал, что «за речкой» это не за Днестром, это Леха так Афганистан называет. Леха там служил. Правда, рассказывать он про это не очень любит. Зато я много читал в газетах. Как наши школы в Афганистане открывают, электростанции строят и помогают воевать с тамошними капиталистами и их наемниками-душманами. А десантников там простые афганцы называют «шурави», что значит друг.
Шли весело. Несмотря на тяжелый рюкзак и крутоватый путь вверх по склону, Леха задал такой темп, что мне и маме иногда приходилось переходить на бег. А Лехе все трын-трава, он еще и анекдоты травил.
Когда пришли, отец отошел в сторону, кулинарить. Над шашлыком он всегда священнодействовал — дрова подбирал, тщательно сортируя, потом пережигал их на угли, сам нанизывал мясо на шампуры, сам и жарил, время от времени поворачивая, и то раздувая угли, то давая им стать тускло-багровыми… Впрочем, результат оправдывал все затраченные усилия. Мясо трещало за ушами, и все съедали по два, а то и по три шампура, даже Маринка-практикантка с маминой работы, которая все остальное время тряслась над своей фигурой и соблюдала таинственную «диету».
Впрочем, сейчас ей, похоже, не до мяса. Она сидела у костра и слушала Леху. А Леха, непонятно с чего, вдруг изменил своей обычной сдержанности. То песни пел какие-то незнакомые, про чужие горы… то байки травил. Я, само собой, присел поближе и слушал, открыв рот. У этого разговорчивого Лехи получалась какая-то странная война. Странная, но… Манящая. Горы. Чужие, странные люди. Незнакомые слова. «Духи». «Зеленка». «Мангруппа». «Вертушка». Не сразу и поймешь, что к чему, но перебивать не хотелось. Хоть было и не все понятно.
И сразу было ясно, что Леха — настоящий герой. И молчал он от скромности. А сейчас вот открылся. Эх, если б еще Маринка куда-то свалила. А то все: «Ой, Леша, спой лучше… Ну и что, что „ваши“ песни закончились? Ты Высоцкого спой. Или Визбора… Знаешь? Вот!» И подпевала: «Ми-ла-я моя, сол-ныш-ко лес-но-ее…» Эх-х, ну и дура! Можно подумать, про солнышко кто другой спеть не может! А тут герой под боком, с настоящей войны. Даже американского разведчика почти поймал…
Впрочем, может, и хорошо, что Леха перешел на Визбора и Высоцкого. Потому что тут как раз меня подозвала мама и отправила встречать тетю Люду. «Видишь, рюкзак у нее тяжелый, и идти вверх трудно! Вот и встреть, помоги…» Хорош бы я был, если бы в это время Леха о войне рассказывал. А Визбора пропустить не так жалко, его песни я уже не раз слышал…
Впрочем, когда я дотащил рюкзак тети Люды к костру (та и не подумала помочь или поблагодарить, побежала вперед, прилипла к маминому уху и начала что-то жарко шептать… Опять свои любимые сплетни небось) Леха уже закончил с песнями и читал какой-то стих. Незнакомый. Про поручика, который где-то на краю земли с маленьким гарнизоном. И про его гордый ответ адмиралу: «Нет, я не подпишу твоей бумаги! Так и скажи Виктории своей…»[3]
Эти слова легли мне в самую душу. Так им! Так и надо отвечать! Пусть у них целая эскадра, пусть! А все равно — «русские не сдаются!»
И тут сбоку диссонансом вполз противный шепот тети Люды. Разобрать удавалось не все, только обрывки: «Да, говорят, в Чернобыле реактор взорвался… Да, „Голос Америки“ сказал… Ну да, хуже атомной бомбы… Говорят, шведы панику подняли… Нет, наши-то молчат… А американцы говорят, что радиация такая, что ночью над Киевом аж небо светится…». Тут я даже отвлекся от Лехи. Про Чернобыльскую АЭС мне рассказывали, там однокурсник отца работал. Передовая станция, на ней всегда эксперименты ставили. Надежная, наверное. Что ж она врет-то? Ну, сейчас мама ей… Мама моих ожиданий не подвела. Твердым голосом прервала сплетницу, и сказала: «Постой, Люда, это сейчас не главное!» И отошла к папе. А что? И правильно! Папа-то про станцию куда больше знает. И уж точно объяснит врушке, кого надо слушать, а кого не стоит. Впрочем, папа, судя по реакции, не очень-то хотел ради какой-то балаболки отрываться от шашлыка, который как раз «дозревал»… «А что? — рассудил я про себя, — тоже верно! Сплетни и глупости эта тетя Люда каждую неделю приносит. А шашлык — он раз-другой в год случается. И портить его не следует».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
