Внезапно прибыл гонец из Парижа, сообщив королю о смерти его брата Карла IX 31 мая 1574 г. и о требовании матери (Екатерины Медичи) срочно возвращаться во Францию. Поляки своевременно узнали о случившемся и предложили Генриху обратиться к сейму дать согласие на отъезд. Что такое польский сейм, Генрих уже имел кой-какое представление и счел за лучшее ночью тайно бежать из Кракова.
К бардаку в Речи Посполитой все давно привыкли, но чтобы король смылся с престола — такого еще не бывало. Радные паны чесали жирные затылки: объявлять ли бескоролевье или нет? Решили бескоролевье не объявлять, но дать знать Генриху, что если он через девять месяцев не вернется в Польшу, то сейм приступит к избранию нового короля. В Москву были отправлены послы от имени Генриха с известием о восшествии его на престол и об отъезде его во Францию, причем будто бы он поручил радным панам сноситься с иностранными государствами.
Генрих, естественно, возвращаться в Польшу не пожелал, а взошел на французский трон под именем Генриха III. Ряд панов вновь предложили кандидатуру царевича Федора, и опять с царем Иваном не сошлись в цене.
В конце концов польским королем стал семиградский князь Стефан Баторий.
В 1602—1603 гг. царь Борис Годунов послал в Западную Европу на обучение восемнадцать мальчиков, из них шесть — во Францию. Судя по всему, ни один из них в Россию не вернулся.
В 1615 г. царь Михаил Романов разослал в ряд европейских стран послов с объявлением о своем восшествии на престол и с просьбой о помощи против поляков и шведов. Во Францию отправились дворянин Иван Кондырев и подьячий Неверов. В грамоте, которую они привезли королю Людовику XIII, говорилось: «Послали мы к вам, брату нашему, наше государство обвестить, Сигизмунда короля и шведских, прежнего и нынешнего, королей неправды объявить. А вы, брат наш любительный, великий государь Людвиг король, нам бы великому государю способствовал, где будет тебе можно».
Поспособствовать царю Михаилу четырнадцатилетний Луи не мог, даже если бы захотел. Страной правили итальянцы — его мать Мария Медичи и ее любовник Кончино Кончинио, получивший титул маршала д'Анкра.
Лишь в 1629 г. в Россию впервые прибывает французский посол барон Людвиг Дегас (де Ге Курменен). В 1628 г. кардинал Ришелье наконец-то покончил с гугенотами Ларошели и решил провести политический зондаж в далекой Московии.
В те годы в Центральной Европе шла ожесточенная война, которая позже получит название Тридцатилетней. Кардинал задумал ослабить влияние Габсбургов в Германии силами шведов и датчан. По выражению видного французского историка XIX века Франсуа Гизо, «Густав Адольф был выбран Провидением в качестве орудия для завершения дела Генриха IV и Ришелье».
Однако Швеция находилась в состоянии войны с Речью Посполитой. Польский король Сигизмунд III Август (1587—1632) считал себя королем Швеции, а своего сына Владислава — русским царем. Ришелье решил воспользоваться ситуацией и стравить русских с поляками, чтобы шведский король Густав Адольф смог сосредоточить все свои силы в Германии. Мало того, именно Россия была в те годы главным поставщиком селитры и хлеба в Швецию и Данию. Без русского хлеба в Швеции начался бы голод, а селитра использовалась при изготовлении пороха. Что же касается роли хлеба в качестве если не оружия, то средства давления в ходе Тридцатилетней войны, то стоимость одного ласта (единица объема) ржи в Амстердаме с 1620 г. по 1630 г. возросла с 44 гульденов до 420.[5]
И вот осенью 1629 г. на русской границе пристав Окунев встречает Деге (так он именовался рядом историков, да и так короче). Первым делом нахальный француз начинает спорить, с какой стороны от него должен ехать пристав. А Окунев не хочет ехать слева. В итоге посол едет в середине между приставом и сыном боярским из свиты пристава. Окунев доносил, что французы дорогой «государевым людям чинили насильства и обиды, посол их не унимал, а пристава не слушались».
Прибыв в Москву, посол просил царя выдать ему французского и рейнского вина, так как к государеву питью французы «непривычны», а еще просил уксусу. Вино и уксус выдали.
Тогда Деге потребовал, чтобы на представлении государю ему быть при сабле, сославшись на то, что и Кондырев перед его королем был при сабле, что «изговоря царского величества титул, речь говорить ему в шляпе» и чтоб предоставили ему возок. Во всем этом послу было отказано. Бояре объяснили это тем, что в королевской грамоте царский титул «не сполна написан». Деге начал изворачиваться и в конце концов покаялся: «Если угодно, то государь его вперед царское именование и титул велит описывать, в том он клянется именем божиим и королевскою головою»[6].
Забегая вперед, скажу, что французские монархи и впредь будут мелочно умалять титулы русских царей. Грамотно писать их выучит лишь Екатерина Великая.
И лишь тогда посла допустили к царю. Вручив боярам грамоту от Людовика XIII, Деге произнес напыщенную речь: «Его царское величество, глава и вождь в восточных странах греческой веры, Людовик, король французский, — глава и вождь в полуденных странах. Когда царь и король Франции установят меж собою добрую дружбу и полное согласие, тогда у враждебных им государей много силы убудет. Император римский и король польский — союзники: отчего бы царю и королю французскому не вступить в дружбу и не объединиться в тесном союзе против своих недругов? Король французский друг турецкому султану; зная, что и его царское величество находится в дружественных отношениях с турецким султаном и что царь — покровитель православной греческой веры, король приказал своим послам в Константинополе помогать пребывающим там русским и грекам во всех их делах. Такие великие государи, как король французский и его царское величество, пользуются всемирной славой; нет на свете других столь великих и могущественных государей, как они, ибо их подданные слепо им повинуются, тогда как англичане и брабантцы действуют лишь по своему капризу..»[7]
А за этим широковещательным вступлением последовала попытка получить для французских купцов торговые привилегии в ущерб Голландии и Англии. Деге добивался для французских купцов права беспошлинной торговли, свободного проезда через Россию в Персию, разрешения иметь своих католических священников и строить свои церкви.
Бояре ответили Деге, что царь готов жить в доброй дружбе и поддерживать дипломатические сношения с Францией. Что же касается привилегий для французских купцов, то им разрешалась свободная торговля, но при условии уплаты в казну двухпроцентной пошлины. Французские купцы могли иметь при себе священников, но без права совершать публичные богослужения и сооружать церкви. Проезд в Персию был дозволен только королевским послам, но не купцам для торговых целей.
