Ему и в голову не приходило, что у нее может быть какой-то иной взгляд на мир.
Конечно, до серьезного разговора о браке дело не доходило, хотя упорство, с которым Рон отказывался от физической близости до свадьбы, означало, что пару раз эта тема все же поднималась. Боже, как же часто ему хотелось уступить желанию и овладеть Клэр! Но… Рон считал ее особенной. Не похожей на других женщин. Единственной. Он хотел — пусть кому-то это покажется глупостью или предрассудком — сначала надеть ей на палец кольцо, а уж потом разделить с ней постель.
Сказать, что Рон был потрясен, когда Клэр бросила его, — значит не сказать ничего. Он стал сомневаться в себе и даже утратил самоконтроль, которым всегда гордился. Потеря уверенности отразилась на бизнесе и привела к нескольким ошибочным решениям, которые существенно сказались на доходах. После этого Рон твердо сказал себе, что больше такой слабости не допустит.
Виктор по-прежнему смотрел на него с грустным выражением на обычно веселом лице.
— Что? — с мягким раздражением спросил Рон.
— Надо двигаться дальше.
Рон сложил руки на груди и прислонился к стене, подыскивая ответ, но ничего стоящего в голову не приходило. Разумеется, Виктор прав, но советы давать легче, чем воплощать их на практике.
Бог свидетель, он отпустил в адрес Клэр достаточно проклятий, особенно в те редкие моменты, когда верх брали горечь, обида и чувство унижения. В такие минуты Рон осыпал ее ругательствами, кричал и бушевал, пока не выпускал весь пар. И что же? Клэр все равно не отпускала его, не уходила из памяти, оставалась частью него.
И как, черт возьми, в такой ситуации двигаться дальше?!
Виктор повернулся к Люси, ставшей недавно помощницей шеф-повара, добавил в ее варево какие-то травы из банки, и Рон ощутил восхитительный аромат.
— Пахнет отлично, — сказал он отчасти для того, чтобы сменить тему, но также и потому, что это было правдой.
— Разумеется. — Красное лицо Виктора расплылось в открыто самодовольной улыбке. — Это же мой рецепт.
Рон обвел взглядом кухню, но мысли снова и снова возвращали его к Клэр.
— Дело в том… — начал он и умолк, сожалея, что открыл рот.
— В чем?
— Ни в чем.
Виктор направился к кладовой, взглядом пригласив Рона следовать за ним.
— Выкладывай, — сказал он, когда они оказались одни. — Что случилось?
— Да я и сам не знаю. Просто… понимаешь, когда я думаю о ней, даже сейчас, через столько лет, то начинаю злиться. Но при этом начинаю спрашивать себя, что же, черт возьми, я сделал не так, в чем надо было поступить иначе.
— Повторяю — тебе надо двигаться дальше.
Рон махнул рукой.
— Знаю, знаю. Но речь не о ней. Я говорю о себе. Не о Клэр, а о своей жизни.
Все действительно было просто — Клэр оставила ему неприятное наследство: сомнение в себе и неуверенность, которое не давало покою.
— Имея дело с женщиной, никогда не задавай себе таких вопросов. Сомнения — путь к могиле. Или, по крайней мере, к психическому расстройству.
Рон усмехнулся.
— Вот как? Что ж, возможно, ты и прав.
— А что касается того, как двигаться дальше… — Виктор достал из кармана сложенный листок и сделал серьезное лицо. — У меня есть на примете один потрясающий повар… Ты бы попробовал ее кремы!
— Ее? — Рон ухмыльнулся. — Перестань, Виктор!
Тот пожал плечами.
— А что? Надо же как-то присматривать за тобой. По-моему, тебе необходимо почаще ходить на свидания.
— Мне? Да ведь это ты не встречался ни с одной женщиной после Хелен. А у меня их было столько, что и пальцев не хватит.
— Во-первых, — сказал Виктор, когда они вышли из кладовой, — мы говорим не обо мне. Во-вторых, твои встречи с женщинами нельзя назвать свиданиями. Это какие-то… — он щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово, — контакты. Сексуальные салки.
Они вошли в комнату для отдыха, и Виктор, налив себе кофе, уселся в кресло у изящного столика. Бывший боксер, успевший добиться немалых успехов на ринге, он казался инородным телом в небольшом, уютно обставленном помещении. Если бы не проблемы с коленом, кто знает, чем бы занимался Виктор сейчас. Но тогда Рон искал бы другого шеф-повара.
— Пытался ли ты понять этих женщин? — спросил Виктор.
Рон попытался придать лицу строгое выражение.
— Мне не очень-то приятно сидеть в комнате отдыха и отвечать на вопросы разыгрывающего из себя психоаналитика шеф-повара, когда в зале еще полно клиентов.
— Значит, тебе это неприятно? — Виктор не спеша поднес к губам чашку и покачал головой. — А вот я не могу работать, пока ты невесть что делаешь из своей жизни.
Рон потер переносицу.
— Ценю твою озабоченность. Но у меня все в порядке. Я не прячусь в темный угол, чтобы проливать там слезы по Клэр. Я вообще почти не думаю о ней…
Виктор хмыкнул.
— …если не считать одной недели в году. И я встречаюсь с женщинами.
— Это несерьезно.
— А ты? Твои отношения серьезны?
— Речь не…
— Не о тебе. Знаю. Слышал. Но, может быть, стоило бы поговорить и о тебе.
— Я расстался с Хелен всего год назад, — возразил Виктор. — И у меня не так уж много свободного времени.
— Туше.
Виктор вздохнул и побарабанил пальцами по столу.
— Ладно. Твоя взяла. Но ответь мне только на один вопрос. — Он посмотрел Рону в глаза и, дождавшись, когда тот кивнет, спросил: — Ты в порядке?
— Конечно, — сказал Рон. — У меня все отлично.
Он не был уверен, так это или нет.
Ребекка Синклер не любила проигрывать. Тем более что ее поражение уже не было тайной для окружающих. Она сидела перед зеркалом, будто палку проглотила, и молча выслушивала причитания продюсера. Крутившаяся рядом веснушчатая девица накладывала Ребекке грим и ловила каждое слово.
Ну разве это не великолепно? Сейчас Ребекка уйдет, а девчонка помчится к телефону, и скоро весь Лондон будет знать, что ведущая ток-шоу вдрызг разругалась с продюсером, так как не смогла договориться с хозяином популярного ресторана Роном Фрименом о съемках в его заведении. Самым унизительным в этом поражении было то, что Ребекка действительно встречалась с Роном прошлым летом, и тем не менее он не пожелал оказать ей небольшую услугу.
Она закрыла глаза и прижала палец к виску. Слезы не раз помогали ей в прошлом, но сейчас были ни к чему.
— Ты вообще слышала хоть что-то из того, что я сказал?!
Раздраженный голос продюсера вторгся в ее мысли, и Ребекка подняла голову — из зеркала на нее смотрели двое: она сама и взбешенный Арчи Маккормик.
