Глаза Сидни сузились.
— В наши дни такое положение вещей не является бедой, мистер…
— Люк. Беда… в том смысле, что… я не знал о ребенке. — Он тряхнул головой, словно не до конца осознал то, что произошло в последние несколько дней. — Я узнал только на прошлой неделе. Мы уже расстались, когда Шейла узнала, что беременна. И она решила самостоятельно растить ребенка.
— Почему? — спросила Сидни, глядя на него в упор.
Люк пожал плечами, сам толком не понимая причины. Он рос в неполной семье. Ему была знакома тоска по отцу, обида на мать, слишком сосредоточенную на своих неурядицах и не способную уделить сыну достаточно внимания. Он никогда не представлял себе Шейлу в роли матери. Она явно не была заинтересована в создании семьи. Он познакомился с ней во время ее командировки в Даллас. Люку импонировала ее независимость, решительность. Но больше всего привлекало ее умение держаться на расстоянии.
Сидни Рид тоже выглядела как сугубо деловая женщина.
Прищурив глаза, он разглядывал льняной костюм цвета сливочного масла и строгую белую блузку Сидни.
С чего это Рокси взяла, что мисс Рид может ладить с младенцами? Прежде чем соглашаться на этот… обмен услугами, надо было все хорошенько проверить.
— Маму Эмили, как и вас, заботит только карьера. Я был крайне удивлен, что она решила родить ребенка.
— Я хотела сказать, — медленно и холодно произнесла Сидни, — почему она не связалась с вами… с отцом?
— Вы имеете в виду, откуда я знаю, что Эмили мой ребенок, — кивнул он с понимающей улыбкой. — Я бы сомневался, если бы Шейла не была одной из наиболее порядочных и прямых женщин, каких я только встречал. Кроме того, трудно не заметить столь очевидного сходства малышки со мной. — Он спустил Эмили с плеч и, обхватив ее руками, прижался щекой к щечке дочери. Оба широко улыбались. Гордость и любовь переполняли Люка. — Как по-вашему, мы похожи?
Странный блеск в его глазах смутил Сидни.
— Несомненное сходство… — пробормотала она и сглотнула.
— Взгляните сюда. — Он повернулся на босой пятке и схватил с каминной полки маленькую черно-белую фотографию какого-то бутуза лет двух. Очевидно, это был сам Люк Крандалл. Теперь его распирало от гордости. — Я нашел ее вчера ночью, когда Эмили наконец заснула. — Было заметно, что поразительное сходство этих двух детей изумляло, воодушевляло и наполняло его благоговением.
Сидни кивнула.
— Особенно похожи ваши попки, — съехидничала она.
Люк посмотрел на нее в упор. Его бросило в жар. Показалось или в ее голосе действительно проскользнули чувственные нотки? Пару недель назад он заглотнул бы эту наживку, но теперь Люк уже не тот. Дочь изменила все вокруг… и его жизнь в том числе.
Но Сидни по-прежнему держалась отчужденно. А если ее слова не были намеренным вызовом? Вдруг просто разыгралось его воображение из-за вынужденного затворничества? Люк чувствовал себя как пойманный в клетку зверь. Он винил в этом малютку Эмили и мучался от угрызений совести. И казнил себя за то, что слишком походил на своего отца.
— Что ж, — попробовал он перейти на более небрежный тон и улыбнулся, — если вы решитесь сменить Эм подгузник, то сможете лично удостовериться в сходстве.
— Смена подгузников входит в разряд отцовских обязанностей, — отчеканила Сидни. — Вам пригодится такой опыт.
Его улыбка растаяла. Ему еще долго предстояло менять подгузники, кормить дочь с ложечки протертым пюре, чистить все вокруг, вытирать сладкие чайные лужицы и собирать опрокинутые тарелочки. Однообразная череда дней, недель, месяцев замелькала перед ним, лишив последних сил, воздуха, желаний.
Стоп, нет! Только не желаний.
Губы Сидни изогнулись в восхитительной полуусмешке и вызвали картины страстных ночей, наполненных нежными, долгими поцелуями. Его тело напряглось. Глядя на нее, Люк был готов послать все к черту, забыть о своих обязанностях… как когда-то поступил его отец.
— Возможно, вы правы. — Конечно, нужно время, чтоб холостяку превратиться в заботливого отца. — Безусловно, — добавил он уже с большим воодушевлением и решимостью, — вы правы. — Мужчина присел на подлокотник дивана и усадил дочь к себе на ногу. Она болтала ножками и радостно пищала. — Шейла не оставила мне выбора. Она просто подкинула Эмили и вылетела ближайшим рейсом.
— Какой ужас!
Он пожал плечами.
— Наступил мой черед. Мать сказала, что свое дело сделала. И оставила мне Эмили с сопутствующими документами об опеке, подписанными и скрепленными печатью.
— Вы никогда не ставили вопрос о браке?
Ее слова удивили Люка. Он покачал головой.
— С нелюбимым человеком? Нет. Понимаю, это звучит ужасно. Но Шейла относилась к этому точно так же.
У Сидни дернулась бровь, и Люк понял, что вызвал ее неодобрение. Что-то в этой женщине — то ли нежный овал ее лица, то ли огненно-рыжие волосы, подчеркивающие бледность кожи, то ли сиявшие как сапфиры ярко голубые глаза — заставило его выпрямиться и дать себе слово впредь воздерживаться от циничных замечаний.
Эмили агукнула и улыбнулась ему так, что у него растаяло сердце. Его дочь. Он и не подозревал, что способен на столь сильные чувства, на столь нежную заботу и глубокую привязанность. Каждый раз, стоило ему только взглянуть на малышку, он испытывал восторг. Он мог часами наблюдать, как ее крохотные пальчики обвивались вокруг его пальцев, как ее ротик приникал к бутылочке, как в ее глазках сияли искорки.
— Она выглядит счастливой и здоровой, чего еще вам желать? — Сидни так прижала сумку к животу, что косточки ее пальцев побелели. Она сделала шаг назад, словно пятилась к двери.
У Люка участился пульс. Сидни нельзя отпускать. Ему нужна ее помощь. Слишком много оставалось вопросов, слишком много неизвестных тропок в этой Стране Чудес. Кажется, Сидни знает ответы, которые он отчаянно искал.
Люк посадил Эмили в манежик. Взъерошив волосы, он стал прохаживаться около этого сетчатого загончика, отрезая Сидни путь к отступлению.
— Сидни, мне нужна помощь, — откровенно, с отчаянием в голосе, признался он. — Я не представляю себе, что делать. Я единственный опекун ребенка… моего собственного ребенка. Мне тридцать пять лет, у меня сложились определенные привычки. Я слишком безответственный. — Он искоса взглянул на нее. — Мне это говорили все бывшие подруги.
— Но мать Эмили не говорила, верно? — спросила Сидни.
Люк прикрыл ладонями свои воспаленные глаза, и ему вдруг ужасно захотелось забраться в постель на сутки. Он смутно помнил, что такое сон. Он ни разу не выспался с тех пор…
С тех пор как появилась Эмили.
Как по подсказке, его десятимесячная дочь взмахнула кулачками и издала вопль. Ее личико искривилось, глазки крепко зажмурились. Она была хорошенькой малышкой… пока не начинала реветь, срыгивать или не принималась еще за какое-нибудь не слишком приятное дело, которыми обычно занимаются младенцы. И которых оказалось гораздо больше, чем он мог себе представить.
