Мы с Саврасовым снова переглянулись. Дело зашло слишком далеко. Ясно, что съемки откладываются на неопределенное время: Вадя сидел в кресле в полной прострации, Невзорова исчезла в недрах «Мосфильма», остальные члены группы совершенно деморализованы. Пока все придут в норму, пройдет как минимум часа полтора...
Я решила абстрагироваться от своих прямых обязанностей, которые в настоящий момент заключались в поиске и успокоении Невзоровой, и, дернув Саврасова за рукав, устремилась к выходу.
Только в кафе мы смогли вздохнуть с облегчением. Здесь никто не орал и не бился в истерике — люди сидели за столиками и тихо переговаривались. Так и мы с Саврасовым. Обычно мы никогда не обсуждаем скандалы в нашем королевстве, но на этот раз коллеги перегнули палку.
— Бедная Людочка, — начал Саврасов, как только поставил на стол две чашечки кофе. — Вода в ведре была ржавая. Ей теперь придется долго отмываться...
И все это — без тени иронии. Дело в том, что Саврасов — феминист. Он любит женщин и понимает их. Может быть, поэтому и они (я, в частности) любят его, несмотря на сомнительные достоинства фигуры, толстые щеки и маленькие, смахивающие на поросячьи глазки. У него даже есть поклонницы, количеством девять штук. Они ждут его около театра всякий раз, когда он выходит после спектакля. Очень преданные, хотя и несколько душные девицы.
— Отмоется, — ответила я, задумчиво глядя сквозь Саврасова. Меня-то, честно говоря, мало волнуют проблемы Невзоровой. Гораздо более я увлечена мыслями о Денисе...
— Надо предложить Ваде, — продолжал тем временем Саврасов, — перенести съемки сцены с Людочкой на завтра. А сегодня можно снять эпизод драки. У Миши все равно свободный день, а Денис работает у Михалева — это через павильон от нас...
Денис работает у Михалева? Вот новость. Я и не знала, что он одновременно снимается в другом фильме. Ничего особенного в этом нет, многие артисты заняты в съемках сразу двух, а то и трех картин, просто я не знала...
— И что за роль? — спросила я небрежно. Денис — моя единственная тайна от всех, даже от душки Саврасова.
— Мелкая, но симпатичная. Вроде чувствительного гангстера. Я толком не знаю — видел его вчера мельком... Слушай, Тоня, ты не читала последнюю книгу Кукушкинса?
— Она еще не продается, — со знанием дела сказала я.
— Как же? — удивился Саврасов. — А у Дениса уже есть...
Очередную новость преподнес мне мой друг. Я, как человек рациональный, сразу придумала, как мне ее использовать в своих целях.
— Что ты улыбаешься, Тонечка?
— Так, Михаил Николаевич. Просто так.
Я положила на стол рубль и встала. Саврасов покраснел. Он, бедняга, невероятно страдает, когда приходится расставаться с деньгами, поэтому я всегда плачу за себя сама. Он стесняется, словно красна девица, но нет, нет у него сил отказаться.
— Всего-то чашка кофе, — бормочет Саврасов. Так он любезно предоставляет мне возможность забрать свой рубль обратно. Но я знаю, что этого делать нельзя, иначе милый Михаил Николаевич потом расстроится на весь день и, чего доброго, не уснет...
— Где одна чашка — там десять, — поучительно говорю я, — копейка рубль бережет. Пойду прогуляюсь.
— Иди, иди, деточка! — Саврасов освобождение вздыхает и опускает рубль в свой карман. Он обожает меня за мою тактичность. Все мы обожаем друг друга за что-то. А вот любим просто так...
Из кафе я направилась в павильон Михалева. Вообще-то мне нельзя там появляться, потому что Михалев и наш Вадя — заклятые друзья. На людях они мило улыбаются друг другу (хотя не надо быть особенно проницательным, чтобы идентифицировать такую улыбку с волчьим оскалом), а на самом деле источают такие волны неприязни, что тошно становится. И окружающим от этого одни неприятности — если ты работаешь с Михалевым, то к Ваде и на километр не подходи. А если ты работаешь с Вадей... Короче, аналогично.
Вадя, к примеру, уже третью неделю не разговаривает со своей ассистенткой Галей. Она имела неосторожность подойти к Михалеву в кафе и занять за ним очередь. По этому поводу потом в группе был долгий спор, в течение коего решалась Галина судьба. Одни говорили, что надо смотреть на вещи проще и занимать очередь за тем, кто стоит в ней последний, невзирая на личность этого самого последнего. Другие утверждали, что Галя должна была подождать в сторонке, пока за Михалевым не займет очередь кто-либо еще. Конец спору положил сам Вадя. Он сурово оглядел присутствующих и заявил, что всякий приличный человек на месте Гали подошел бы к Михалеву и грубо спросил его: «Последний, что ли?» Галя же сказала с улыбкой: «Здравствуйте, Антон Алексеевич. Вы крайний? Я за вами». По мнению Вади, подобная вежливость была не просто излишня — она была преступна.
Высказавшись, наш демократичный режиссер громко фыркнул в сторону несчастной Гали и гордо удалился. Так что мое появление у павильона Михалева грозило мне увольнением. Вот если бы я была артисткой... Артисты у нас — свободный народ. И Вадя, и Михалев совершенно спокойно работают с одними и теми же артистами и ни словом, ни взглядом не упрекают их в измене. Повезло Денису. Одновременно снимается у двух хороших режиссеров. А мне и близко подойти нельзя. Но это так, в принципе.
На деле же мне глубоко плевать, как Вадя отнесется к тому, что я заглядываю в павильон Михалева.
Но к павильону я даже не подошла — встретила Дениса на полдороге.
— Тоня! — Он вскинул в приветствии руку. Энергичный, красивый, обаятельный.
— О, Денис! — Я сделала вид, что удивилась. Очень натурально получилось. — Ты откуда?
— От верблюда.
В этой шутке нет ничего банального. Мало того: Денис вообще не шутил. Между собой многие называют Михалева верблюдом. У него толстая отвисшая нижняя губа и сонный взгляд. Это только видимость. В работе Михалев преображается, да и в целом он довольно-таки симпатичный дядька, но от прозвища никуда не денешься.
— А сейчас к нам?
— Так точно.
— Напрасно. У нас авария. — Эту новость я сообщила с удовольствием — люблю посплетничать. — Сладков взорвал Вадю. Остальных контузило.
— Вадя жив? — осведомился Денис, ничуть не взволнованный моим сообщением.
— Жив. Только брови опалило.
— Тогда все в порядке.
И Денис отправился дальше.
Честно говоря, сомневаюсь, что, если бы ему самому опалило брови, он полагал бы, что все в порядке. Но люди по сути своей эгоистичны — каждый предпочитает, чтобы кто-нибудь другой ходил без бровей. И это вполне можно понять.
Все это промелькнуло у меня в голове в один миг — Денис не успел сделать и двух шагов.
— Подожди!
Он остановился.
— Саврасов говорит, у тебя есть новая книга Кукушкинса?
— Есть.
— Дай почитать. Как называется? Про что? Какая у нее обложка?
