— Отойди, пожалуйста, — вежливо попросил он.
Я усмехнулась. Ни за что не отойду. Пусть Денис хотел выкинуть меня из окна, но...
И тут за моей спиной послышался шорох. Ничего особенного, но я насторожилась. Все, что произошло потом, укладывается по времени в одну с половиной секунду, не больше. Вдруг Сахаров вытаращил глаза и кинулся вперед, сбив меня с ног. Мельком я увидела Дениса — он уже почти весь был за окном, почти в полете...
Сахаров успел ухватить его за рукав, второй рукой вцепился в рубашку и стал тянуть наверх. Это было трудно. Денис и выше и крупнее его. В какой-то момент оперативник едва не вывалился тоже, удержавшись лишь чудом.
Я вскочила и бросилась на помощь.
Даже вдвоем мы еле справились.
Вытащив Дениса, мы упали на пол и несколько мгновений не могли отдышаться. Я слышала прерывистое дыхание Оникса где-то возле уха. Меня трясло.
Денис сидел рядом в разорванной рубашке, прислонившись спиной к стене, с закрытыми глазами. Лицо его было белое, губы тоже. Он не шевелился.
— Надо вызвать врача, — сказала я, не узнавая своего голоса. — Денису плохо. У него сердце больное...
Оникс молча посмотрел на меня, но не двинулся с места.
— Ты слышишь? — Я дернула его за рукав. — Вон аппарат, рядом с тобой. Вызови «скорую»!
Он бросил взгляд на Дениса, кивнул, подтянул к себе телефон и набрал номер.
Я взяла Дениса за руку. Рука была теплая, пульс слабый, едва различимый.
— Спектакль кончился... — вдруг хрипло произнес Оникс и закашлялся. — Дайте занавес...
В голове у меня крутились какие-то мысли, кажется, не имеющие ровно никакого отношения к событиям сегодняшнего дня. Твердо я помнила одно: необходимо завтра же извиниться перед Федей Менро. Что касается прочего, то в тот момент я совершенно отупела и вообще не могла соображать. Было только ощущение: я держала Дениса за руку и чувствовала тихое прерывистое биение под пальцами, но чью жизнь оно обозначало — мою или его, — сейчас нельзя было разобрать.
Наконец Сахаров встал и помог подняться мне.
— Тоня, я останусь с ним, пока врач не приедет, а ты подожди меня на улице, ладно?
Я кивнула, подняла с пола свою сумку и на ватных ногах пошла в коридор.
* * *
«Скорая» подъехала минут через пять. Значит, Оникс должен вот-вот появиться. И тогда все будет кончено. Как красиво он сказал: «Дайте занавес...» Не ожидала в нем склонности к мелодраматическим финалам.
И вдруг я вспомнила об одной важной вещи.
Оглянувшись на дверь подъезда, я быстро подошла к помойке, достала из сумки Петин диктофон, вытащила маленькую, размером со спичечный коробок, кассету. Ногтем подцепила узкую коричневую ленту, размотала ее и, скомкав, выкинула в мусорный контейнер вместе с кассетой. Все. Денис не убил — убьет Петя. Ведь на обратной стороне этой кассеты были его рабочие записи.
Едва я успела отойти от помойки, как на улицу вышел Сахаров.
— Пойдем, я тебя провожу, — сказал он, увлекая меня от подъезда. — Там уже сами разберутся...
Мы обогнули дом и медленно пошли вдоль шоссе.
— Как ты узнал, что я у Дениса? — поинтересовалась я.
— Невзорова сообщила. Она видела, как вы уходили. Бардак у вас на студии... Мне сказали, что Климов уехал на натуру с михалевской группой, а потом оказалось, что у него осталось только два съемочных дня и те назначены на четверг и пятницу, в павильоне.
— Так ты ничего не знаешь?
— О чем? О том, что он — убийца? Знаю. Его фамилия черным по белому написана в тетрадке со стихами твоей подружки Вероники Жемалдиновой.
— Что?
— Детский шифр, — усмехнулся Сахаров. — Странно, что ты сама не догадалась... Начиная с третьего марта — следующего дня после убийства Миши — в тетради записано шесть стихотворений. Первое начинается с буквы «К», второе — с буквы «Л», третье — с буквы «И», ну и так далее, до последнего, посвященного тебе. Помнишь? «Возрадуйся, подруга...» И получается фамилия — КЛИМОВ. Конечно, есть и другие улики...
— Например?
— Например, свитер. Тот, в котором он был в ночь убийства. Сначала мы проверили — на нем не оказалось никаких следов крови, а должны были быть, если убил он. А потом я вдруг подумал: а что, если у него два таких свитера? Бредовая мысль, но решил проверить. Так и получилось. У него было два свитера. Мадам сказала, что он из Польши привез одинаковые — для себя и для Миши. Но Мише свитер оказался мал, и Денис оставил его себе. Вот на первом свитере мы и нашли следы крови. Мишиной крови... Ну ладно. Вон тачка едет, давай остановим...
Мы остановили машину, сели и поехали. По дороге Оникс поведал мне, что было истинной причиной инсульта Мадам. Она давно догадалась не только о том, что Кукушкинс — это наш Миша, но и о том, кто таков Светлый Лик. Сахаров с самого начала понял ее совет почитать Кукушкинса совершенно верно. Мадам, естественно, не могла выдать родственника, тем более что не была убеждена в своей правоте, однако косвенно указала на него, полагая, что Оникс сам все поймет. Ей было очень тяжело. Она ни с кем не хотела делиться своими подозрениями и переживала в одиночку, в глубине души надеясь, что ошибается и убийца все же не Денис. Ну а когда узнала о гибели Вероники Жемалдиновой... Да, теперь я понимаю ее, это было уже последней каплей.
— А Михалев? — спросила я. — Ты говорил, у него нет алиби на время убийства Миши. Где он был?
— У одной дамы, — усмехнулся Оникс. — Кажется, он решил снова жениться... Вот мы и приехали.
Машина остановилась у моего дома. Оникс проводил меня до подъезда, где вежливо, даже несколько церемонно распрощался. Если он думал, что навсегда — то очень ошибался. Я намеревалась завтра же позвонить ему и пригласить в кино. На тот самый фильм, который так и не посмотрела Вероника...
* * *
Утром я узнала, что по дороге в больницу Денис умер.
