Незнакомка вскинула голову. Грива шелковистых темных волос ниспадала на плечи, обрамляя миниатюрное лицо с большими голубыми глазами и бледными губами без помады.
Ее поразительная внешность привлекла бы его внимание, даже если б он не знал ее… Но он знал.
Гаррет не сразу вспомнил ее имя, возможно, из-за стресса, в котором пребывал последние несколько часов, но в тот же миг вспомнил ее глаза. Вспомнил, как целовал ее, как они танцевали босиком в саду, обливали друг друга водой… Ни с кем другим он не смеялся так, как с ней. Она была не такой как все, и он был влюблен.
Разумеется, это было сто лет назад.
— Гаррет, — мягко произнесла молодая женщина. — Я так рада, что ты приехал.
— Эмма. — Воспоминания о времени, когда-то проведенном с ней, нахлынули с новой силой. — Ты была с моей сестрой?
— Да. Твои родители ушли полчаса назад. Я была здесь, в коридоре, и по голосу поняла, что она расстроена, поэтому решила посидеть с ней немного. Сейчас она уснула. — Эмма помолчала, и улыбка смягчила ее лицо. — Приятно тебя видеть.
— Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.
— Да, ты прав. Я помню, ты говорил, что никогда не вернешься в Иствик.
Внезапно Гаррет тоже отчетливо вспомнил события тех дней. Он расстался с Эммой тогда, потому что не мог больше жить в этом треклятом городе. Ему тогда был двадцать один год — возраст, когда кажется, что тебе никто не нужен. Возраст, когда так поразительно легко быть уверенным в своей правоте.
А сейчас он смотрел на Эмму и думал, что она превратилась в настоящую красавицу. В ее глазах, в осанке, во всем облике читалось достоинство и понимание собственной привлекательности.
И еще… Гаррету почему-то показалось, что она очень одинока.
Эмма как будто хотела сказать что-то еще, но потом покачала головой.
— Ты хочешь увидеть ее, а я уже ухожу…
— Эмма, если ты не возражаешь, я бы хотел поговорить с тобой. Не могла бы ты подождать еще пару минут? Я сейчас загляну к Каро, и если она спит, мне бы хотелось услышать твое мнение насчет сложившейся ситуации…
— Врач все расскажет тебе. Я правда ничего не знаю.
— Меня интересует твое мнение как подруги, если, конечно, ты можешь уделить мне несколько минут. Я понимаю, что уже поздно…
— Конечно, я подожду, — кивнула она.
И снова Эмма улыбнулась ему, словно лучик солнца подарила. Она давала ему так много и так щедро, от всего сердца. Каждое мгновение с ней было как открытие чего-то нового, удивительного. Едва лишь он увидел ее, это чувство вернулось.
Нахмурившись, Гаррет вошел в палату своей сестры.
Глава вторая
Эмма мерила шагами коридор перед палатой, то и дело поглядывая на часы и ругая себя за то, что пообещала остаться. Она ведь не член семьи. Да к тому же не могла не испытывать некоторой неловкости из-за того, что когда-то связывало их с Гарретом.
Но тут он вышел из палаты, и у нее перехватило дыхание.
Он оставался таким же высоким и стройным, как раньше, те же черные волосы и магнетические глаза. Даже усталый и измученный, каким был сейчас, он излучал уверенность в себе, а в глазах читалась сила.
Внезапно воспоминания нахлынули на нее. Когда-то Гаррет всеми силами стремился уехать из Иствика в первую очередь потому, что не мог больше выносить своих властных родителей.
Она хотела значить для него больше, но не значила. Он никогда не искал легкой жизни, не ожидал поблажек. Он хотел пробиться сам, не избегая никаких сложностей и риска.
Эмма слышала, что он шел к своей цели с решимостью и честолюбием и ни разу не оглянулся назад. Он добился в жизни всего, чего хотел, но при том не выглядел ни надменным, ни самодовольным.
— Спасибо, что подождала, — произнес Гаррет.
— Полагаю, Каролина еще спит?
— Да. Мне не хотелось оставлять ее, но сидеть там, пока она спит, не имеет смысла. Врачи сказали, ей нужен отдых.
Эмма кивнула.
— Ты ведь примчался из Нью-Йорка, да? Наверное, не обедал?
Он покачал головой.
— Нет, но мне не хотелось бы покидать здание. Если ты не против, я бы просто поговорил с тобой пару минут.
— Конечно. Выбор в больничном кафетерии довольно скудный, но что-нибудь съедобное вроде бутерброда там можно найти.
Еда, как она и обещала, оказалась отвратительной. Лучшее, что он смог найти, — это подсохший бутерброд с индейкой и чашка черного кофе. Эмма уговорила его выйти со всем этим на улицу, подальше от больничных запахов и видов. Через несколько минут они оказались в небольшом ухоженном садике с деревянными скамейками.
— Как хорошо, — сказал он, садясь на одну из скамеек. Они оба вдохнули свежего воздуха. Эмма заметила, что Гаррет слегка расслабился. Или ей только показалось?
— Я не перестаю винить себя в случившемся, — признался он. — Каролина дважды звонила мне на этой неделе. Я был страшно занят и планировал перезвонить ей, когда выдастся свободная минутка. Она не сказала, что это важно или срочно, но когда позвонили из больницы, у меня чуть сердце не остановилось. — Он резко втянул воздух в легкие, повернулся и взглянул на нее. — Ты расскажешь мне, что знаешь?
Хотела бы Эмма знать больше.
— Я вижу ее довольно часто в городе и на различных вечеринках. Мы не слишком близки, но я уже много лет считаю ее своей подругой, Гаррет. Я надеялась, она знает, что в любой момент может обратиться ко мне. Но единственная неприятность, о которой я слышала, это их размолвка с Грифом, которая случилась довольно давно.
Он кивнул, развернул бутерброд и откусил кусочек.
— У меня сложилось впечатление, что их отношения наладились. Каролина не раз говорила мне, что она сейчас счастливее, чем когда-либо раньше.
— Все так думали. На людях они вели себя как молодожены. Думаю, тебе уже сказали, что Гриф сейчас в отъезде. Трех- или четырехнедельная командировка в Китай, если не ошибаюсь. Но Каролина никогда не упоминала ни о каких неприятностях с тех пор, как они помирились.
— В данный момент единственный вопрос, который имеет значение, это почему она это сделала? Что такого могло произойти, что она решила лишить себя жизни? — Гаррет вытер губы салфеткой. — Если кто-то обидел ее, я выясню, поверь. Но сейчас я не имею ни малейшего представления о ее мотивах.
— Она никому из нас не доверилась, — с грустью произнесла Эмма. — Мы все спрашивали друг друга. Все хотят помочь и чувствуют себя ужасно. Но, возможно, теперь, когда ты здесь, она начнет говорить. — Молодая женщина помолчала. — Не хочу сказать ничего плохого о твоих родителях, но совершенно ясно, что она не желает видеть их или говорить с ними.
— В этом нет ничего удивительного.
