Мелкий дождь превратился в дождь со снегом, когда нас провожали из автобуса до «Боинга-707», который должен был доставить нас в Тринидад. Видимость ограничивалась несколькими ярдами вокруг самолета, так что стюардесса, которая стояла на верху трапа, была явно озабочена вопросом, сможем ли мы вообще взлететь.
До этого я летала только один раз, да и то в Дублин, что заняло всего один час, так что я была взволнована одной только мыслью, что впервые лечу за границу. Я подумала, что поступила довольно умно, заняв место около одного из иллюминаторов, так что могла теперь рассматривать зимний пейзаж. Дождь со снегом не прекращался, темно-серое небо тяжело нависало над аэропортом, грозя обрушиться снежной бурей в любой момент.
Я так напряженно наблюдала за бурной деятельностью рабочих аэродрома, направленной на то, чтобы поднять в воздух грандиозный самолет, в котором я сидела, что даже не обратила внимание на то, кто уселся на соседнее место. Когда я заметила это, то было уже слишком поздно что-либо предпринимать.
— Вы ведь не возражаете, не так ли? — уверенно сказал мистер Хендрикс. — Я хотел бы извиниться, что так неловко заговорил о ваших родителях. Мне действительно очень жаль.
— Это не важно, — отмахнулась я. — Все это случилось очень давно. — Я прямо взглянула ему в глаза, что, казалось, его вовсе не смутило. — Вы всегда делаете скоропалительные выводы, не так ли? — добавила я.
— Неужели? — удивился он.
— Вы всегда так уверены в своем праве критиковать любого, с кем едва знакомы?
— О, разумеется, нет! — запротестовал он. — Как у вас могло сложиться такое впечатление обо мне?
— Ну, — ответила я, стремясь быть всего лишь объективной, — вы осуждали мои родственные чувства, полагая, что я дура, и к тому же не очень порядочная, стремящаяся к солнышку, как только у меня завелись денежки, и все такое, не зная ни одного факта…
— О вашем дядюшке я знаю все, — мягко заметил он.
Это меня весьма смутило, так как я абсолютно ничего не знала о своих родственниках на Тринидаде. Все, что я знала, — это то, что брат моего отца уехал туда, будучи еще подростком, с головой, набитой романтическими представлениями о пиратах и сокровищах. Я почти не вспоминала о нем, пока не выиграла эти двадцать пять тысяч фунтов; а потом я подумала, что неплохо бы посмотреть мир, а Тринидад был самым очевидным местом, куда бы я могла поехать. Я написала моему дяде в тот же вечер, когда были объявлены выигрышные номера по телевизору, и получила от него ответ через несколько дней.
Его письмо было написано на каком-то обрывке бумаги, но почерк так напоминал почерк моего отца, что я почти не обратила внимание на то, что он почти не писал о себе, а только был очень обрадован, что племянница с состоянием собирается навестить его.
«Состояние — это то, что так необходимо нашей семье, моя дорогая, — писал он. — Я всегда так думал и с ранней молодости делал все от меня зависящее, чтобы приобрести его. Как я рад за тебя. Приезжай, как только сможешь, а мы все будем ждать тебя, чтобы оказать достойный прием, как и подобает Айронсайдам».
Это звучало так радушно и успокаивающе, что я вовсе не хотела, чтобы мистер Хендрикс все испортил. Меня не беспокоило то, что он мог знать о моем дяде!
— Вы говорите о моих родственниках как о кучке бездельников! — обвиняюще заметила я. — А они не такие! Если на то пошло, то они занимаются сахарным бизнесом.
Его губы скривились в неодобрительной гримасе.
— Это они вам сказали? — наконец спросил он.
— Это сказал мне мой отец, — вяло ответила я.
— Должно быть, это было давным-давно!
Я закусила губу. Это действительно было очень давно, но разве это имело значение?
— Разве это больше не соответствует действительности? — спросила я, ощущая неприятную пустоту в желудке.
— В общем и целом это правда, — пробормотал он.
— Ну вот опять! — вскипела я от ярости. — Либо это правда, либо нет! Так что же?
— Ну, если вы настаиваете, чтобы я прямо указал, где белое, а где черное, — милостиво заметил он, — то они действительно занимаются сахаром. Но…
— Я больше не хочу слушать ни слова! — оборвала его я. — Я не хочу, чтобы вы все мне испортили!
Я повернулась к нему спиной и стала смотреть в иллюминатор на облака, плывущие под нами. Я так была увлечена нашей беседой, что совершенно пропустила затянувшийся момент взлета. Было трудно представить себе, что где-то там, под этими слоями облаков, лежала вся Англия. Чуть позже под нами будет Атлантика. Мне было интересно, увидим мы хоть что-нибудь, или облака так и будут сопровождать нас всю дорогу. Было так странно думать, что внизу может идти снег, ведь здесь в голубом небе так ярко светило солнце.
Мистер Хендрикс в конце концов заснул. Только когда он заснул и я увидела его спящим и беззащитным, я поняла, каким усталым он выглядит. Его лицо было исхудавшим, а маленькие морщинки в уголках глаз были слишком глубокими для такого молодого мужчины. Но его волосы были полностью черными. Я не заметила ни одной седой пряди.
Атлантический океан оказался вовсе не скучного серого цвета, как я ожидала. Он варьировался от металлического серебристого блеска до ярких оттенков темно-зеленого и голубого. Но самое яркое впечатление было припасено напоследок. Как только солнце начало заходить, я увидела внизу Вест-Индию. Это было похоже на сцену, освещенную целой гаммой огней — красных, зеленых, голубых, оранжевых, фиолетовых, а океанские волны с серебристыми барашками разбивались о чистейшие песчаные берега. Это был совершенно другой мир, чем тот, который я покинула этим утром. Здесь не знали, что такое зима, и только редкие штормы вносили разнообразие в эти одинаковые ясные дни, которые сменяли друг друга в этом райском уголке.
Мистер Хендрикс наклонился надо мной, чтобы взглянуть на свою родину с высоты птичьего полета.
— Вот и Тринидад! — наконец радостно возвестил он.
— Но это так близко к материку! — воскликнула я.
Он засмеялся.
— Возможно, он оторвался от материка несколько тысяч лет назад, — предположил он. — Там видна Венесуэла.
Я посмотрела на кусочек Южной Америки, который был виден из окна. У меня возникло странное чувство, что я вижу совершенно новый для меня мир, тот мир, который я никогда и не мечтала увидеть. Я так мало знала о нем. Все, что я знала о Венесуэле, — это то, что она производила растительное масло в невероятных количествах и поэтому по любым стандартам была богатой страной. Рядом с ней Тринидад выглядел маленьким и незначительным, но я уже была готова влюбиться в этот остров.
— Вас кто-нибудь встречает? — поинтересовался мистер Хендрикс.
Я доверительно кивнула:
— Мой дядя. Я написала ему, что приезжаю.
— Понятно, — натянуто буркнул он.
Я чувствовала себя обязанной быть вежливой.
