– Не подходите близко, Мария Михайловна, – сказал Лович. – Смотрите, как плещет вода. Она испортит ваши туфельки.
– Я не боюсь, – лукаво ответила Маша. – Совсем не боюсь воды.
Лович улыбнулся. Ветер, тот, что колыхал воду, растрепал и кудри на голове у девушки, разрумянил ее щеки. Маша смотрела на воду, а Алексей молча любовался ее стройным станом, изящной шейкой, лицом, склоненным к воде.
– Вы так прекрасны, – вдруг сказал он, – что я, хотя и не поэт, сейчас не удержусь и сложу какие-нибудь вирши в вашу честь.
Маша рассмеялась:
– О нет, стихов не надо.
– Уж не боитесь ли вы, Мария Михайловна?
– Чего же мне бояться?
– Что стихи мои будут столь дурны, что вы более никогда не захотите посмотреть в мою сторону.
– Нет, – произнесла она совсем тихо. – Ничто и никогда не заставит меня переменить свое отношение к вам.
При этих словах девушка покраснела и отвернулась.
– Я действительно слышал эти слова или мне почудилось? – задумчиво произнес Алексей, глядя на Машу.
– Нет, не почудилось, – она подняла глаза и посмотрела ему прямо в лицо.
В этот момент, когда щеки ее раскраснелись, а глаза блестели, как звезды, она была прекраснее, чем когда-либо. Алексею захотелось тут же заключить ее в свои объятия и поцеловать, но он не посмел, хотя и был всегда весьма решителен в подобных ситуациях.
– Я нарочно искала случая оказаться с вами наедине, – решительно сказала Маша. – И я знаю, что это не удивит вас…
– Но я удивлен, – ответил Алексей.
Лицо его было серьезно и в этот момент он подумал, что, должно быть, она сейчас объяснится ему в любви. Но до последнего момента он не мог окончательно в это поверить.
«А ведь это было бы совсем недурно, – подумал он. – Глядишь, мое дело тут же и сладится…»
– Удивлены? – Маша вдруг испугалась.
Ей показалось, что она ошиблась. Что придумала себе его чувства. Но Лович, заметив этот ее испуг и, в свою очередь, опасаясь, что загубит все дело, взял ее руки в свои и нежно поцеловал каждую, почтительно склонившись перед девушкой.
Маша задрожала и тут же выпалила, глядя прямо в его темную макушку, опущенную перед ней:
– Я люблю вас…
Алексей помедлил, потом поднял голову и посмотрел на нее. Глаза ее лихорадочно блистали, а губы дрожали. Он приблизился к ней и поцеловал ее прямо в эти дрожащие губы.
– Я тоже люблю вас, – сказал он. – И вы, конечно, знали об этом…
От облегчения Маша едва не заплакала. Она прильнула к Алексею, и он крепко обнял ее.
– Что же теперь вы огорчаетесь, дорогая моя? – спросил он нежно. – Ну, расскажите же мне, – прибавил он.
– Алексей Иванович… – прошептала Маша. – Сможем ли мы быть вместе? – Она посмотрела на него.
– Но что может нам воспрепятствовать, Машенька?
Девушка счастливо улыбнулась, услышав свое имя из его уст.
– Я попрошу вашей руки у вашего батюшки, и он нам не откажет…
– Я хотела вам сказать… – Маша отстранилась от Алексея. – Батюшка нашел мне жениха. Это князь Мещеряков, наш сосед по имению.
– Какой князь Мещеряков? Этот старый князь Александр? – изумился Лович. – Я думал, папенька любит вас и полагал, что вы достаточно богаты, чтоб не приискивать вам мужа среди богатых старцев.
– Нет, мой жених сын старого князя, Никита Александрович. Я совсем не знаю его, никогда не видела… Он теперь живет за границей и должен вернуться зимой, перед Рождеством. Папенька говорил, что он молод и что единственный наследник огромного состояния… – Маша вновь едва не заплакала.
«Что ж, недурно рассуждает ваш папенька», – подумал Алексей. А вслух произнес:
– И вы никогда его не видели, и он вам совсем не нравится?
– Да какое там! – воскликнула девушка. – Конечно, нет… Да и кроме того, я же… Я же вас люблю.
Она произнесла это «вас люблю» таким тоном, что Лович тут же понял: предложи он что угодно, и она тут же согласится.
– Мне ненавистна мысль об этом браке, – продолжала Маша. – Я думала… Я надеялась… Вы спасете меня…
– Я сделаю все, чтобы спасти вас от этого брака, – решительно сказал Алексей.
Правду сказать, он совсем ничего не решил на этот счет. Он лишь показывал свою решительность и уверенность. Но что было делать в такой ситуации? Побег?
– Побег… – вслух произнес он.
– Побег? – переспросила Маша.
– Но это крайнее средство, – продолжил Алексей. – Ведь побег может навсегда разлучить вас с семьей, ибо неизвестно, захочет ли ваш батюшка простить вас… – задумчиво прибавил он. – Вы лишитесь его любви и благословения, привычной вам жизни… В конце концов, и я должен вам это сказать, вы лишитесь и своего богатства…
– Да я на все согласна! – воскликнула Маша.
«Да я-то нет», – прибавил про себя Лович.
– Нет, Машенька, здесь надобно подумать… Я, видите ли, человек не богатый. И не смогу дать вам ту роскошь, к которой вы привыкли, – говоря это, Алексей смотрел прямо ей в глаза.
– Я не побоюсь никаких лишений, лишь бы быть рядом с вами, – улыбнулась Маша.
– Я знаю это, – нежно сказал он. – Но если вы согласны лишиться денег, то согласны ли вы лишиться родительской любви?
Маша промолчала. Хотя ее батюшка и был человеком решительным и подчас суровым, но все же он любил ее и был чуть ли не единственным родным для нее человеком, не считая братца Дмитрия.
– Я думаю, – продолжил Алексей Иванович, – что с этим крайним средством надобно повременить. До зимы еще далеко, и как знать, не удастся ли нам склонить на свою сторону вашего батюшку? Вдруг он передумает? Так было бы лучше всего для вас, моя милая.
– Вы так заботитесь обо мне, Алексей Иванович. Право, когда вы говорите, я понимаю, что была не совсем права. Мне горько было бы лишиться родительского благословения, – сказала Маша.
– Бегство средство крайнее, – вновь прибавил он. – Подождем…
Алексей улыбнулся и посмотрел на Машеньку. Она совершенно была удовлетворена его рассуждениями и смотрела на него со всей любовью, на которую только была способна.
– А теперь нам следует возвращаться, – сказал Лович. – Вон и Лидия Петровна бежит. Нас уже, поди, хватились.
– Маша, Маша, – закричала издалека Лида и махнула рукой.
Машенька кинула прощальный взгляд на Алексея и быстро пошла к подруге. Алексей остался один.
– Что же, – сказал он сам себе. – Недурная бы вышла сделка… Девица влюблена в меня без памяти, и если б еще ее болван папенька перестал упорствовать… Впрочем, там видно будет. – Он усмехнулся и, беспечно насвистывая, отправился кружным путем назад к дому.
