Работе над поддельным «Кондотьером», фальсификации картины Антонелло Гаспар Винклер, герой романа Перека, посвятит многие месяцы своей жизни. Гаспар — подделыватель картин, слившийся со своей личностью фальсификатора. У него есть необходимые навыки, он искусный мастер, король фальсификации. Однако при этом он всего лишь исполнитель заказов Анатоля Мадеры. На первой странице книги Гаспар его убивает. Остальное будет выяснением подноготной этого убийства. И главной причиной окажется неудачное соперничество с Антонелло.
Вопрос подделок в живописи и в изобразительном искусстве кочует у Перека из произведения в произведение. В «Кондотьере» не раз мелькают аллюзии на знаменитого мастера фальсификаций голландца ван Меегерена (1889–1947), известного своими подделками под старых мастеров XVII века (Хальса, де Хоха, Вермеера Дельфтского), которые он продавал как в музеи, так и частным лицам. Одна из его картин попала в коллекцию Геринга. После войны ван Меегерена обвинили в продаже нацистам национального достояния Голландии. Чтобы оправдаться, художник был вынужден признаться в подделке и, желая убедить полицейских, написал в их присутствии картину Вермеера.
В июне-июле 1955 года в Гран Пале состоялась большая выставка, посвященная подделкам в искусстве. Видел ли ее Перек? В тексте упоминаются и другие фальсификаторы: сиенец Ичилио Федерико Джони, скульптор Альсео Доссена. Перек собирал сведения о старой технике (например, gesso duro, многослойный гипсовый грунт, который когда-то использовали). Он ознакомился с книгой Зилота[16]о возникновении масляной живописи. Словом, постарался, чтобы рассказ о подделке выглядел как можно правдивее[17].
Главное в истории ван Меегерена то, что он был подлинным творцом. И даже отважился «приписать» Вермееру религиозную живопись («Тайная вечеря» и др.) И ван Меегерен, и Джони, и Доссена не были заурядными копиистами, они были творцами.
«Из трех картин Вермеера ван Меегерен создавал четвертую» («Кондотьер»). И тут мы приближаемся к технологии пазлов, столь существенной для воображаемого мира Перека.
«Я брал три или четыре картины, неважно чьи… хорошенько перемешивал нужные детали и собирал пазл». Гаспар Винклер в 1960 году мучается от того, что ему не удается слить воедино разнородные частички. Он знает, что его Кондотьер провалился, потому что составлен из готовых частей и деталей.
Гаспара обрекло на неудачу использование готового. Зато сам Перек завораживает великолепной прозой, систематически используя явные или скрытые цитаты. «Человек, который спит» должен читаться как непосредственный отчет о переживаемой депрессии и утрате вкуса к жизни, но он весь начинен скрытыми цитатами из самых различных авторов. Редко, когда сталкиваешься с таким откровенным парадоксом: авторский текст без автора. И «Жизнь способ употребления» тоже огромный центон… Гаспар Винклер из «Кондотьера» предвосхищает писателя Перека.
Подражание ван Меегерену заводит Гаспара № 1 в тупик. Потому что есть заказчик, который должен быть убит. Но после освобождения от Мадеры или подобного ему, подделка становится уже не целью, а средством: Перек обретает новый виток свободы, создает, как говорит он сам, «новый словарь», иронически, двусмысленно и настойчиво используя «кражи-цитаты».
«…Он сумеет осуществить то, о чем ни один фальсификатор до него не осмеливался даже помыслить. Он сотворит подлинный шедевр прошлого». Гаспар Винклер, создавая лицо своего Кондотьера, столь же совершенное, как у «Кондотьера» в Лувре, стремится к дерзкому достижению[18], которое возвысит его до великих мастеров Ренессанса. А для того, чтобы свершить это великое деяние, ему необходимо воссоздать воплощение силы. Воителя, который выше любых человеческих возможностей и законов. Художественное совершенство должно совместиться с уверенной в себе мощью.
Винклер хочет утвердить себя в качестве художника, вступив в соперничество с творением, которое традиция признала совершенством. Но в то же время, создавая Кондотьера, он стремится воплотить собственное лицо. («Осознавал ли он, что всякий раз выискивал свой собственный образ?») Эстетическая задача и задача экзистенциальная сливаются воедино. «Стремиться себя распознать и обрести». В замечательном тексте, написанном после прохождения курса психоанализа «Les lieux d'une rase»[19], Перек так определял цель своего опыта: «.. Может сказаться нечто, что, возможно, придет от меня, будет моим, послужит мне». В стремлении к освобождению Гаспару Винклеру «нужны были поступки, которые принадлежали бы только ему, нужна была жизнь, которая была бы только его». О пути к освобождению, о выходе из стен тюрьмы говорится теми же словами, какие Перек использует, говоря о странствиях по «подземельям» психики.
Стремясь воссоздать лицо Кондотьера и в нем, словно в волшебном зеркале, улучшенного самого себя, Гаспар в конце концов видит выражение собственной подавленности («жалкий <…> с крысиными глазками»). Чем не новый Дориан Грей?
Средоточием поиска самого себя становится картина. Картина помогает осознать устремления творца, а он стремится воплотить силу и уверенность, достичь художественного совершенства. Стать новым Антонелло, присвоив себе лицо «вояки», которого художник-сицилианец сумел одарить «яркой рожей». Но в то же время лицо кондотьера всего лишь обманка, оно желанно и в то же время чуждо, как профили спортсменов, которые рисует мальчик в «W или воспоминание детства». «Мне нужно было мое лицо, мне нужен был Кондотьер». Непримиримое противоречие. Создать шедевр означало для Гаспара «обнаружить свою чувствительность, свою проницательность, свою загадку и свою отгадку». Пазл собран, пазл мертв.
«Кондотьер» — это история освобождения. И так же, как «Жизнь способ употребления», — история отмщения. В «романах» 1978 года Гаспар Винклер, скромный изготовитель пазлов, медленно, но верно мстит своему заказчику Персивалю Бартлбугу: он подталкивает того к смерти, навязав ему букву w там, где место было только для х. Отмщение презренного служителя. Ремесленника, униженного тем, что совершенство его искусства служит мертвечине (смывание восстановленных акварелей).
