Когда они последний раз виделись, ей было девятнадцать, а ему двадцать четыре. Прошедшие годы еще больше заострили его скулы и немного утяжелили подбородок. Но Кло прекрасно помнила его надменную усмешку, как и маленький шрам на губе, оставшийся после ее удара мячом от софтбола. Свет появившейся сквозь тучи луны и вой койотов в ночи придавали его фигуре в черной кожаной куртке с поднятым воротником зловещую выразительность. Крутой парень с Запада!
Кло чуть не расхохоталась, поймав себя на профессиональной привычке подыскивать всему образное воплощение. Но Майкл Бирклоу и в самом деле мог бы стать символом покорения Дикого Запада. Черные густые брови над глубоко посаженными проницательными глазами, прямой нос с горбинкой, острые скулы, упрямый подбородок и чувственные губы, изогнувшиеся сейчас в кривой усмешке. Майкл Бирклоу со своей смуглой кожей, полученной от индейских предков из племени сиу, был из той же закаленной породы первых поселенцев, что и она, — как, впрочем, и большинство жителей Лоло. Пальцы, лежавшие сейчас на дверце фургона, были крепкими и ловкими, а крупные сильные руки больше подходили ковбою, чем международному эксперту в криминалистике, дипломированному судебному следователю Майклу Джедидии Бирклоу.
Кло мысленно запаковала этот товар и поставила надпись: «Ошибка молодости. Не открывать».
Майкл вдруг быстро дотронулся до ее белокурых коротких волос и убрал руку до того, как она успела ее отбросить.
— Ты вернулась блондинкой и подстриглась. Это плохо. Мне нравились твои непокорные каштановые кудри!
— Зато я больше не похожа на мопса, — ответила Кло безразличным тоном.
«Моя предупредительная надпись бессильна», — мрачно подумала она. И дело было не только во взгляде Майкла: даже его манера наклонять голову при разговоре действовала на женщин сокрушительно. Эти изменчивые глаза, загоравшиеся на солнце золотым огнем, сейчас, в темноте, казались холодными и непроницаемыми, как сталь, и ей стало не по себе.
Кло сбежала от него много лет назад, запустив в лицо мячом от софтбола, и в тот же вечер уехала из Лоло.
— Во всяком случае, я пока еще не поседела, — съязвила она, заметив в лунном свете серебро на его висках.
Кло знала, что отец Майкла, Уэйд, полностью поседел за одну ночь, и слишком хорошо помнила ту ночь. А когда она последний раз видела в тюрьме своего отца, он тоже был совсем седым. Постарел на двести лет за два года тюрьмы и на следующий год умер…
Несколько мгновений перед Кло мелькали лица людей, которых ей предстояло увидеть в Лоло. Некоторых из них она любила, других ненавидела лютой ненавистью до сих пор. Но ей хватало ненависти последние три месяца, еще одна доза — и она может просто лопнуть, как воздушный шар. А у нее сейчас есть очень простая задача — выжить самой и защитить мать. И ей ни к чему насмешки Майкла по поводу цвета ее волос и его воспоминания о «непокорных кудрях». Не хватало еще, чтобы он прошелся по ее веснушкам! Красноватый оттенок волос был характерной особенностью всех Мэттьюзов, как и веснушки, высыпавшие на лицах, стоило появиться первому весеннему солнышку.
Кло отвернулась, уставившись на городские огни. Майкл был живым воплощением ошибок, которые она когда-то наделала.
— Уходи отсюда. Ты же видишь, эта дорога уже занята.
— Не дуйся. Ты всегда в детстве сначала огрызалась и шипела, как змея, а потом надувалась, как индюк. А затем гордо удалялась, виляя задницей, — криво усмехнулся Майкл.
— Ты все сказал? Я тебя больше не задерживаю.
Майкл оперся о фургон и скрестил руки на груди. Он никуда не собирался уходить. Кло Мэттьюз — как там ее зовут теперь? Он вспомнил сообщение о помолвке в газете, которую прислал ему отец. Да, Беннетт, кажется…
Майкл видел позже и свадебную фотографию в газете — счастливые молодожены, «перспективная семейная команда в рекламном бизнесе». Беннетт обнимал Кло как какой-то неодушевленный предмет, а она смотрела на мужа с обожанием.
Он задумчиво разглядывал ее точеный профиль. Она явно плакала до его появления. Интересно, очень интересно… Преуспевающий исполнительный директор рекламного агентства, богатая замужняя женщина — и одна на пустынной ночной дороге. Возвращается в Лоло в старом фургоне с нелепой игрушкой на руке и выглядит так, как будто только что потеряла свою любимую куклу.
Майкл быстро подавил в себе волну зарождавшейся нежности к ней и заставил себя разозлиться на Кло. Вспомнить старую боль и свою бессильную ярость на то, что она досталась другому мужчине, хотя всю свою жизнь Майкл знал, что эта женщина предназначена ему.
В ней никогда не было ни грамма мягкости. Впрочем, когда-то давно он понял, чем это вызвано, и что ею движет. Дикое желание стать богатой и независимой, чтобы сравняться с членами Клуба, которые разрушили счастливую жизнь ее семьи. Он не осуждал ее за это. Семья Сэма Мэттьюза достаточно хлебнула горя и унижений после его ареста и смерти.
— Итак, ты безумно счастлива по поводу возвращения в Лоло, правда? — съехидничал он, пытаясь вывести ее из себя. Больше всего на свете Майкл любил ее взрывной темперамент и всегда знал, как разозлить ее и довести до кипения.
Кло сжала зубы и сдержалась. Как это похоже на Майкла — бить по больному месту! Да, вот она здесь, в старом фургоне над городом, в который ей совсем не хочется возвращаться. Майкл, как всегда, легко догадался, что у нее на душе. Как специалист по рекламе, привыкший играть на чувствах людей, Кло всегда прятала собственные и ненавидела тех, кто был способен их разгадать. Особенно таких самоуверенных, высокомерных мужчин, как Майкл Бирклоу.
Кло попыталась закрыть окно, чтобы хоть как-то отгородиться от него, но стекло, конечно, заело. Услышав смешок Майкла, она проследила за его взглядом и обнаружила, что он смотрит на сушившийся на зеркальце кружевной лифчик, который ей пришлось торопливо стирать в туалете при бензоколонке. Она в бешенстве схватила лифчик и засунула его в большую кожаную сумку, стоившую тысячу долларов, — последнее свидетельство ее шикарной жизни.
Майкл внимательно посмотрел на нее. Не нужно было быть особенно наблюдательным, чтобы понять, что Кло несчастна — так же, как и он, если уж говорить честно. Но он знал, что ни за что на свете не спросит ее о причине возвращения в Лоло. Сжав зубы, Майкл чертыхнулся про себя, так как на самом деле был задет ее равнодушием, а у него уже привычно заныло сердце от едва уловимого аромата, исходившего от Кло.
— Мне нужно вернуться в Лоло, — заявил Майкл, выпрямляясь. — Придется тебе меня подвезти.
Он подумал, что, наверное, Лопес, призовой жеребец отца, знал, что делал, когда сбрасывал его в грязь недалеко отсюда в зарослях кустарника.
Майкл стоял рядом с фургоном, и Кло видела узкие бедра и сильные ноги в плотно сидевших джинсах, широкие плечи в кожаной куртке и разлетавшиеся на холодном ветру волосы над поднятым воротником. Она прикинула про себя шансы избавиться от него и поняла, что они равны нулю. Манеры Майкла ничуть не улучшились с тех пор, как они виделись последний раз. Он не просил, а требовал. Самоуверенный западный крутой нахал хорош на рекламных плакатах, рекламирующих джинсы или кожаные куртки, а в жизни ей совсем не хотелось находиться рядом с ним.