Еще один сюрреализм при содействии Скэбиса настиг меня в тот день, когда Рэт попросил меня помочь ему с переездом его папы с мамой. Я уже встречался с его родителями и был по-настоящему заинтригован его отцом, прежде всего потому, что Джон Миллер был какой-то совсем не типичный папа, вообще ни на кого не похожий. Ему было уже далеко за семьдесят. Это был крепкий краснощекий старик с белоснежными волосами длиной ниже плеч, который всегда одевался во все черное. Еще подростком он потерял правую руку, подорвавшись на мине времен войны, и всю жизнь занимался торговлей. У него был свой книжный магазин в Кингстоне-на-Темзе.
– Папа специализируется на антикварных книгах: первые издания, редкие подарочные издания, книги со знаменательным типографским браком и все в том же духе, – сказал мне Скэбис после того, как я в первый раз встретился с его отцом. – Также он продает комиксы «Marvel» и «DC» и всякие андеграундные журналы типа «Oz» и «International Times». Помню, там было много статей о политике. Какое-то время я был уверен, что он заключил соглашение с Китайской коммунистической партией. Я рос в окружении коробок, набитых экземплярами «Маленькой красной книги» председателя Мао.
Джон и Джой Миллер жили в Суррее, в загородном коттедже неподалеку от аэропорта Гатуик, с конца шестидесятых годов, но теперь решили переехать поближе к морю и купили дом на южном побережье. Они поручили Скэбису найти транспортную компанию и организовать перевозку вещей, а сами тем временем отбыли в Германию на оперный фестиваль. Скэбис не собирался «возиться» с мебелью, пока родители не вернутся, но надо было упаковать и отправить на новое место целую гору вещей, в том числе и коллекцию книг, собранную его папой, общим количеством 250 000 штук.
Как оказалось, я смог выбраться в Суррей всего на два дня, но это были совершенно безумные дни. Первым делом меня сразил дом. Он стоял вдалеке от дороги, скрытый за вековыми дубами. Переднюю дверь обрамляли две каменные колонны, а в самом доме было семь спален. Когда-то он принадлежал Гарольду Макмиллану, премьер-министру от партии консерваторов. Для того чтобы вы лучше представили, каким он был огромным, добавлю, что в доме было две лестницы: одна парадная, для хозяев, которая вела из прихожей на второй этаж, и вторая попроще – для слуг. Жилые комнаты были похожи на гулкие пещеры, а стеклянная крыша оранжереи как будто царапала небо. Вдоль задней стены дома тянулся ряд аккуратных собачьих будок – наследие давних времен, когда бывшие хозяева особняка увлекались охотой на лис. Но, несмотря настоль славное прошлое, дом давно обветшал и пришел в упадок. Единственное, что здесь еще оставалось ценного, – это земля, на которой стояло здание.
– Не знаю, как он умудрился купить это бунгало, – сказал Скэбис, имея в виду отца, – знаю только, что взял он его по дешевке. Папа не раз собирался затеять ремонт, но как-то все руки не доходили. Когда мы здесь поселились, мне было, наверное, лет двенадцать. Помню, что вещи мы перевозили на угольном грузовике. Картина маслом из жизни шикующих оборванцев.
Наверху было семь комнат, и в пяти из них располагалась библиотека Джона Миллера. Книги стояли в больших застекленных шкафах, занимавших все стены от пола до потолка, а те, которым не хватило места в шкафах, лежали стопками на полу – высотой мне по пояс, по плечо и даже выше головы, – и между ними змеились узенькие проходы. Несколько стопок опрокинулось, увлекая за собой соседние. В двух комнатах этот эффект домино сотворил что-то похожее на горные кряжи из страниц, корешков и обложек с зазубренными отвесными стенами в изломах глубоких ущелий и опасных расщелин. Будь я библиотекарем, мне бы потом еще долго снились кошмары. Третья комната была так плотно набита книгами, что в нее вообще невозможно было войти – почти сразу за дверью начиналась сплошная стена из книг. Невероятное зрелище. Я даже не знаю, было ли в той комнате окно.
Там были не только книги, но еще и журналы, большинство из которых относилось к пятидесятым и шестидесятым годам. Мы со Скэбисом почти восемь часов таскали в прихожую коробки, большие пластиковые пакеты, черные мусорные пакеты, спортивные сумки и чемоданы, набитые книгами и журналами, а их как будто и не убывало. Во всяком случае, я не заметил, чтобы книг наверху стало меньше. Иногда кто-то из нас находил что-нибудь интересное, и тогда мы делали перерыв и садились рассматривать книгу – изданную в девятнадцатом веке историю Великобритании с очень красивыми рисованными иллюстрациями, расписание поездов Юго-восточной железнодорожной компании, изданное в 1901 году в твердой обложке с золотым тиснением, «Брайтонский утес» Грэма Грина в переводе на испанский, замусоленный экземпляр «Власть пизды», специального выпуска «Oz» под редакцией Жермен Грир, избранные эротические журналы со смешными названиями типа «Попкой кверху», «Мой маленький пони» или «Проказница». В тот день мы собирались хотя бы один раз доехать до нового дома Миллеров, где огромный пустой сарай готовился принять в себя библиотеку Джона, но время явно работало против нас. Когда мы, уже ближе к ночи, вернулись обратно в Лондон, мы были по уши в книжной пыли, зачерненной осыпавшейся типографской краской. Как будто мы целый день просидели в печной трубе.
На следующий день мы собирались выехать пораньше, но нас задержал ливень из попугаичьих испражнений, который обрушился на лобовое стекло микроавтобуса аккурат в тот момент, когда Рэт провернул в замке ключ зажигания. Попугаичья неожиданность покрыла стекло ровным слоем, полностью заслоняя обзор.
– Ну, Хендрикс, ну еб твою мать, – заорал Скэбис, ударив ладонью по кнопке стеклоомывателя. Вода брызнула вверх и, минуя стекло, щедро полила крышу.
– Знаешь, а святой отец держал попугаев, – сказал Скэбис, пока мы наблюдали, как «дворники» размазывают по стеклу вязкую мутную жижу.
– Какой святой отец? – спросил я.
– У него были еще обезьяны и ламы, – продолжал Скэбис, пропустив мой вопрос мимо ушей. – По-моему, он запродал душу Дьяволу.
Это последняя реплика меня сразила.
– Кто?! Хендрикс?!
– Не Хендрикс. Кюре, – рявкнул Скэбис.
– Какой кюре? – Я тоже начал терять терпение.
– Соньер! – Скэбис взглянул на меня, как на дебила. – Он жил в доме при церкви. Там был сад, а в саду он построил оранжерею. И там держал попугаев. И обезьян. И еще лам. Хотя нет, погоди. Насчет лам я не очень уверен. Может быть, я их выдумал.
Ara. Понятно. Соньер. Тот самый Беранже Соньер, священник в приходе Ренн-ле-Как-Его-Там-Блин-Забыл.
– Ага, Соньер. – Я кивнул с понимающим видом, хотя, разумеется, не понимал ничего. Но вместо того чтобы прибегнуть к испытанной тактике многозначительного «агаканья», я решил прояснить ситуацию: – Знаешь, Рэт, у меня от твоего Ренн-ле-Шато уже все мозги завернулись. В половину того, что ты мне говоришь, я вообще не врубаюсь, а в оставшуюся половину врубаюсь с трудом. Может, выберем тему попроще? Поговорим, скажем, о Хендриксе?
– Ты даже не знаешь, что упускаешь, – ответил Скэбис. – Слушай, у меня много литературы по Ренн-ле-Шато. Я тебе что-нибудь подберу, для начала. У папы тоже есть книги по этой теме. Может, мы даже сегодня что-нибудь найдем. Вообще-то он президент Общества Соньера, я тебе не говорил? Это изотерическая группа, которая занимается всем, что связано с его тайной. Они ездят в Ренн-ле-Шато, читают лекции, устраивают конференции. Собственно, я впервые услышал о Ренн-ле-Шато от отца.
