Отпиваю немножко ледяного немецкого вина. А Муцуки — брюзга.
Податься мне некуда. Перебираюсь на диван. Решаю спеть лиловому человечку песенку. «Белое Рождество» Бинга Кросби. Единственное, что я умею, — петь по-английски. Сижу, потягиваю свое вино и напеваю свою песенку. Вино — обычное, дешевое, но вкус у него приятный, сладковатый.
Подходит Муцуки. Отнимает у меня бутылку.
— Пить из бутылки не принято, знаешь ли.
Внезапно мне становится ужасно плохо.
— Отдай! — говорю.
Муцуки исчезает в кухне — ставит бутылку обратно в холодильник.
В знак протеста стараюсь петь как можно громче — так, что горло саднит и в ушах звенеть начинает. Но Муцуки и бровью не ведет.
— Хватит вести себя как ребенок, — советует он.
Чувствую — прямо у меня за спиной кто-то смеется, издевается надо мной. Оборачиваюсь. Смотрю — ясно, это опять Древо Кона. И тут терпение мое наконец лопается. Хватаю первое, что под руку попалось, — пыльную тряпку и флакон с полиролью — и запускаю в дерево. Осточертели мне эти взгляды!
— Секо! — Муцуки подбегает, крепко обнимает меня.
Мне несказанно горько. Плачу в голос, взахлеб. Ничего не могу с собой поделать, не могу взять себя в руки. Пытаюсь сдержать слезы — вместо этого начинаю задыхаться. Муцуки на руках уносит меня наверх, укладывает в постель, утешает, уговаривает поспать — мол, сразу полегчает… но его добрый голос только раздражает и заставляет чувствовать себя еще несчастнее, так что я продолжаю судорожно всхлипывать.
Постепенно слезы утихают, нагоняют сон… Просыпаюсь я уже вечером. В доме — ни пятнышка, единой пылинки и то не осталось.
— Душ принять не хочешь? — предлагает Муцуки.
— Давай пойдем куда-нибудь поужинаем, Рождество все-таки, — говорю.
Ну почему всегда так? Муцуки — такой добрый, ласковый. Иногда это просто трудно выносить!
— Муцуки?
Нет, думаю, на будущий год непременно приготовлю нам что-нибудь потрясающее.
— Что, милая?
— А давай на следующее Рождество елочку поставим…
Муцуки смеется — ясно, ласково и легко, как всегда.
— Ну, год-то пока что этот, — говорит он и протягивает мне сверток, — а вот тебе и подарок.
Развязать зеленую ленточку. Развернуть белую бумагу. Внутри — что-то маленькое, серебристое, в форме лилии. Даже для яичного веничка и то слишком маленькое, слишком изящное.
— Взбивалка для шампанского, — объясняет Муцуки. — Будешь наполнять свое шампанское хорошенькими маленькими пузырьками.
— Чудо какое, — говорю, — прелесть! А теперь, — продолжаю, — давай-ка выйдем из дома, купим самого что ни на есть классного шампанского — и выпьем сегодня ночью!
Муцуки качает головой:
— Для хорошего шампанского тебе такая игрушка не нужна.
— Значит, для пузыристости дешевого шампанского?! Ну и дикая же идея для подарка!
Я определенно впечатляюсь.
Первым его подарком мне вообще был плюшевый медведь. Бледно-розовый, с эффектом выстаренности, втиснутый в гигантскую коробку, обвязанную лентами. Мы только познакомились, и на следующий же день последовал этот подарок.
Второй подарок был еще необычнее. Глобус из прозрачной пластмассы. Я в этот глобус влюбилась с первого взгляда. Он стоил дорого, я, когда блокноты покупала, увидела его в магазинчике у метро… а он купил и слова не сказал. Он вообще знает, что мне дарить.
— Тебе нравится?
— Конечно, нравится! — кричу.
И — вспоминаю. Вспоминаю — ужас, ужас! Ведь сегодня же Рождество, а у меня для Муцуки и подарка-то нет! Не подумала, забыла…
— Ну и чего же вы желаете откушать? — смеется он.
— Знаешь, Муцуки, я вообще-то телескоп для тебя заказала, только в магазине говорят — конец месяца и все такое, так что они предупредили: его вовремя могут и не привезти…
Красиво вру, — так гладко, сама себе удивляюсь!
— Ух ты, телескоп! — Из глаз Муцуки буквально сыплются искры. Мой муж — из тех несчастных, что привыкли верить людям на слово.
Интересно, сколько супружеских пар нынче вечером тоже будут ужинать в ресторанах?
Я смотрю — и вижу: огни наших комнат отражаются в чистых, сверкающих оконных стеклах.
Так и живем… все вместе.
Лиловый человечек — и Древо Кона.
Муж-гей — и вечно пьющая жена.
И все мы — только смутные, сплетенные отражения в оконных стеклах.
Синий демон
Секо все еще говорила по телефону — как необычно для нее! Точнее, говорила как раз не она, — она, если бы могла, должно быть, уже давно повесила бы трубку. Секо ненавидит телефоны.
— Тебе бы надо ей позвонить, — повторял Кон, так что поначалу я звонил Секо довольно часто. Когда я говорю «поначалу», то имею в виду то время, когда мы с Секо только-только познакомились и начали встречаться. Естественно, все это было до нашей свадьбы! Кон утверждает, что женщины, все до единой, — тайные агенты на службе у телефонных компаний, однако всякий раз, как я пытался поговорить с Секо по телефону, голос ее звучал раздраженно.
— Может, нам уже пора поговорить об этой истории с телефонами? — спросила она.
— О какой истории с телефонами? — сказал я, разглядывая зажатую в руке десятийеновую монетку.
Тем вечером шел дождь, и я звонил ей из какого-то бара, стилизованного под Дикий Запад.
— Я имею в виду — не стоит считать себя обязанным постоянно мне названивать, — объяснила она. — И вообще, ты ведь тоже не особенно любишь трепаться по телефону, правда, Муцуки?
Я вынужден был признать, что она права.
— Не люблю. А как ты догадалась?
Я взглянул на Кона, сидевшего со своей выпивкой у стойки, спиной ко мне, и поклялся никогда больше не доверять его теоретическим знаниям о женщинах.
— Выпить хочешь?
Стакан едва не сунули мне под нос. Длительный телефонный разговор Секо уже подошел к концу, — а я и не заметил!
— Что это?
— Называется «Серебряная прядка». Джин с кюммелем.
Коктейль был прозрачный, словно саке. Я сделал глоток из вежливости и вернул остальное Секо. Она взяла стакан, смакуя, набрала немного напитка в рот, не торопясь проглотила и удовлетворенно улыбнулась.
— Похоже, у Мидзухо проблемы со свекровью.
— Да?
Мидзухо — лучшая подруга Секо со времен старших классов. Если верить Секо — единственная ее подруга. Веселая, жизнерадостная Мидзухо — столь полная противоположность Секо, что в те несколько раз, когда я видел их вместе, странность их попыток общаться для меня была поистине ошеломляющей.
