Этому необычайно меланхоличному музыканту (он назвал одно из своих произведений «Всегда Доуленд, всегда печальный») удалось прославиться в ту эпоху, в которую он жил. В памяти же потомков Доуленд остался благодаря своим песням (их было чуть более восьмидесяти), которые он исполнял сам, аккомпанируя себе на лютне, и нескольким коротким инструментальным произведениям. Он был, видимо, неплохим трубадуром, сумевшим своим музыкальным нытьем растеребить душу далеко не одной женщине.
Мне не раз доводилось слушать его паваны[1]и траурные гимны долгими ночами во время учебы в университете в Беркли, а недавно я снова столкнулся с этой музыкой, когда Айна подарила мне на день рождения – мне исполнилось тогда сорок два года – компакт-диск, на котором был записан весьма специфический альбом Стинга «Песни из лабиринта».
Въезжая в Херону и слушая этот компакт-диск, я подумал, что солист группы «Полис», безусловно, демонстрирует незаурядные вокальные способности, однако я не мог решить сам для себя, нравятся мне произведения Доуленда в интерпретации Стинга или нет. При звучании некоторых из этих песен мне казалось, что в них больше Стинга, чем самого Доуленда.
Я перестал ломать себе голову над этой дилеммой только после того, как поставил свой старенький автомобиль «СЕАТ Ибица» на стоянку в центре города. Взяв талончик, я надел свой модный хлопковый пиджак, чтобы предстать в нем перед антикваром, который вынудил меня приехать к нему при помощи приманки в двести евро.
Прежде чем пойти по бульвару Рамбла, ведущему к старому кварталу, который когда-то давно был еврейским, я остановился на мосту через реку Оньяр. Лицезрение стоящих на берегу реки – и отражающихся в ней – разноцветных зданий вернуло мне меланхолическое настроение, навеянное мелодиями Доуленда. Стены зданий, изъеденные сыростью, свидетельствовали о том, что когда-то давно река, выходя из берегов, грозила снести эти – теперь уже утрачивающие свою красоту – строения.
Отвернувшись от этих зданий и от реки, я зашагал среди еще закрытых в этот утренний час кафешек и магазинчиков. Бульвар Рамбла выводил к переулку, изгибавшемуся направо и упиравшемуся во вход в еврейский квартал, который, похоже, был очень тщательно реставрирован.
Я зашагал по улице, являющейся, по-видимому, главной транспортной артерией этого квартала, а именно по улице Форса, на которой и жил ждущий моего приезда антиквар. Как я уже сказал, магазинчики и различные заведения были еще закрыты, однако романтический вид этой улицы, с обеих сторон которой возвышались красивые здания, заставил меня забыть о цели моего приезда.
Дойдя до конца улицы, я вдруг осознал, что шел по ней, даже и не пытаясь найти дом с нужным мне номером. Мне пришлось развернуться и пойти в обратном направлении, разглядывая содержимое витрин. Я прошел мимо Музея истории евреев, рядом с ним располагался книжный магазин, в котором торговали книгами, посвященными еврейской культуре.
Размышляя над тем, живут ли еще в этом городе евреи, я приблизился к дому номер 11. Судя по вывеске на этом доме, в нем и вправду располагался антикварный магазин. Впрочем, его витрина была закрыта громадным куском мешковины, словно бы в этом магазине производился ремонт.
Я надавил на кнопку звонка, весьма сомневаясь в том, что внутри кто-то есть: в конце концов, на часах не было еще и десяти утра. Впрочем, через несколько секунд открылась боковая дверь, и из нее появился смуглый мужчина с орлиным носом, в вельветовом пиджаке на покатых плечах. Едва я его увидел, как у меня почему-то появилась уверенность, что передо мной стоит не кто иной, как Альфред Десместре. По-видимому, ему едва перевалило за пятьдесят, однако усталый, но проницательный взгляд мужчины свидетельствовал о том, что за свою жизнь он научился мгновенно определять ценность объектов, попадающихся ему на глаза. В данный момент таким объектом был для него я.
– Если вы – Лео Видаль, то вы попали по правильному адресу.
– Надеюсь, я приехал не слишком рано, – начал оправдываться я. – Понимаете, мне хотелось бы вернуться домой еще до полудня.
– Боюсь, что это будет невозможно, – ответил антиквар.
Подобное заявление вызвало у меня негодование. Заметив это по выражению моего лица, он поспешно добавил:
– Я имею в виду, конечно же, в том случае, если вас заинтересует мой заказ. Вспомните, какую купюру я прислал вам всего лишь в качестве компенсации ваших расходов на эту небольшую поездку, и давайте поговорим о числах.
– Думаю, не стоит говорить о числах до того, как я узнаю, о чем вообще идет речь. Вполне может оказаться, что я – не совсем подходящий человек для…
– Правильнее будет сказать, что мы с вами поговорим лишь об одном числе, – перебил меня Десместре. – Оно состоит только из четырех цифр, но если мы добавим к нему еще три цифры, то сможем заработать целое состояние.
– Мы сможем? – переспросил я, уже начиная жалеть о том, что приехал на встречу с этим умником.
– Именно это я и имел в виду: мы с вами сможем заработать небольшое состояние, если дернем за кое-какую ниточку.
– Давайте-ка вы не будете говорить «мы с вами», пока не убедитесь в том, что ваше предложение меня заинтересовало, – сказал я, решив, что не позволю втянуть себя в какую-нибудь авантюру.
– Оно вас заинтересует, можете не сомневаться.
Произнеся эти слова, антиквар засунул руки в карманы и слегка выгнул дугой свои седые брови. Все повадки выдавали в нем расторопного мошенника. Судя по характерным чертам лица, он происходил из евреев – как, впрочем, и я.
– Ну что ж, посмотрим, – сказал я. – Думаю, лучше всего прямо сейчас и поговорить о том, в чем заключается это ваше предложение.
– Я с вами согласен, однако сначала позвольте мне показать вам этот квартал. Нам не помешает немного прогуляться, прежде чем мы начнем говорить о делах.
3
Мы пошли по выложенной булыжником улице Форса, поглядывая на застилавшие небо низкие свинцовые тучи.
Десместре молчал и, судя по необычайно сосредоточенному выражению его лица, делал в уме какие-то сложные вычисления. Я же с интересом разглядывал узкие, темные переулки, ответвлявшиеся с обеих сторон от этой центральной улицы квартала.
Любому американцу вообще всегда в диковинку оказаться среди средневековых построек. Я поинтересовался у своего спутника:
– В этом квартале живет много евреев?
Антиквар остановился и посмотрел на меня с таким видом, как будто я задал ему нелепейший во всех отношениях вопрос:
– Уже нет. Кроме меня и Эльзы, никого больше не осталось. Если, конечно, не считать туристов-евреев, которые приезжают сюда взглянуть на Эль-Каль – именно под таким названием известен этот квартал. Здесь вы можете узнать очень многое, если вас интересует история. Эльза может устроить вам небольшую экскурсию.
