Только вот не было никакой уверенности в том, что позволят ему уйти живым. Нет, тут и думать нечего. При первой же возможности надо хоть в столб, хоть в кювет. Авось повезет живым остаться. Только вот представится ли такая возможность? Володя ствол держит крепко. За спиной с финкой у шеи Сергея сопит Габа. Стóит только руль не туда повернуть, и все. Не зарежут, так пулю в бок всадят. Ладно, пока едем, а там видно будет.
Притихший было на время больной внезапно опять разразился кашлем, походившим на неприличное хрюканье, который тут же оборвался, так же резко, как и начался.
– Геббельс, слышь, че говорю? Гвоздь зажмурился, – тихо сказал Габа.
– Правда, что ли?
– Падлой буду. Кровь ртом пошла. Сам погляди. Все табло мокрое. И не дышит.
Володя, он же Геббельс, не стал оборачиваться, по-прежнему глаз не спуская водителя. По обоим краям дороги тянулся лес.
– Сбавь скорость, Серега. Увидишь первый же удобный съезд к лесу, свернешь. Нам кореша похоронить надо.
Хоронил Гвоздя один Габа. Геббельс сидел в машине, стерег Сергея.
– Что с ним было? – набравшись храбрости, спросил Сергей, потому что установившееся в машине молчание казалось ему еще более зловещим.
Он и не ожидал, что Геббельс ему ответит, но все-таки услышал:
– Производственная травма. Пуля в груди.
– Милиция?
– Хуже.
Уточнять, кто для уголовников может быть хуже милиции, Сергей не стал. Очень может быть, что Геббельс говорил правду. Не похоже, чтобы милиция их напрямую преследовала. Геббельс требовал ехать, соблюдая все правила, и ничем не привлекать внимание. Сергей и без всяких требований никогда не любил лихачей. Осторожно и не спеша они пересекли небольшой городок Чернобыль, после которого повернули на юго-запад и проехали еще километров восемь-десять. Впереди показался мост через реку. Они уже почти приблизились к реке, как вдруг над мостом вспыхнуло пламя и сразу за ним в небо взвился столб густого черного дыма.
– Что это там за дерьмо?! – удивленно воскликнул Геббельс.
– Где? – подал голос туповатый Габа, отвлекаясь от водителя.
– Там!
«Пора», – решил Сергей. Не чувствуя больше ни ствола в боку, ни лезвия у шеи, он резко крутанул руль в правую сторону. «Лада» съехала с шоссе и, переворачиваясь, полетела под откос…
Дед Мороз и двое из Простоквашино
2008 год, весна
Телефон. Его зуммер можно было бы сравнить со звуком врезающейся в бревно циркулярной пилы. Он резал надвое мозг, пилил каждую извилину. С чего бы это? Никогда ранее Юлий не замечал за собой аллергии на вдруг зазвонившие телефоны внутренней связи. Но все сразу стало ясным, стоило лишь более осознанно глянуть на панель аппарата, – не звук, а маленькая мигающая лампочка-индикатор красного цвета. Это она заставляла его покрыться холодным нервным потом. Лампочка, свидетельствующая, что на другом конце провода находится сам Лапов. Полковник Лапов. Его Высочество Лапов. Шеф регионального управления по борьбе с организованной преступностью.
Юлий не верил своим глазам. За неполных три года службы в упомянутом заведении ему ни разу не доводилось лично разговаривать с полковником. Даже по телефону. Лапов не был ни Наполеоном, ни Суворовым. Эти двое, если верить воспоминаниям очевидцев, знали каждого из своих солдат. Но Лапову не было никакого дела до прославленных полководцев прошлого. Он был сам по себе. Лапов – и этим все сказано.
Лапов держался в стороне от своей армии, то есть от всего личного состава УБОПа, общаясь лишь с начальниками отделов и служб. Они-то и доводили его приказы, пожелания и замечания до остальной серой массы. Представителям последней вообще не рекомендовалось показывать свой нос вблизи приемной полковника без крайней необходимости. Даже собеседование с желающими поступить на службу проводил заместитель начальника управления. Сам Лапов вызывал к себе рядовых работников только в крайних случаях – для того, чтобы задать очень жесткую, вплоть до увольнения, трепку, либо для нешуточного поощрения, чего на памяти Юлия никогда не бывало. Собственными глазами Юлий лишь изредка видел полковника. Когда, несмотря на все принятые меры предосторожности, случайно сталкивался в коридорах управления. В такие моменты ему хотелось уменьшиться до размеров муравья и забиться в щель между паркетинами. Изредка Юлий встречал его в продуктовом супермаркете. Так уж вышло, что оба они жили в одном микрорайоне и их дома находились в соседних кварталах.
Юлий поставил на стол чашку с недопитым кофе, снял трубку, сделал усилие, чтобы не дрожал голос.
– Оперуполномоченный Тараскин, слушаю.
Ответом ему был фамильярный рев:
– Тарас!
– Я, Иван Семенович!
– Ты – пидорас!
– …?
– Через минуту чтоб был у меня!
Его полное имя было Юлий Сергеевич Тараскин. Тарас – это от фамилии. Так его еще в школе звали, и против этого он ничего не имел. Раз Тараскин – значит Тарас. Все справедливо. Главное, чтобы к прозвищу никто не подбирал бранных эпитетов. Никто и не подбирал. Пытаться пытались, но Юлию-Тарасу всегда удавалось убедительно объяснить, что так делать нехорошо. Увы, начальник на службе – это не товарищ по парте.
Тем более такой шеф, как Лапов. Высокий рост. Широкие плечи. Бритая голова. Усы. Строгий взгляд из-под густых бровей. Юлию он всегда напоминал героя гражданской войны Григория Котовского из одноименного фильма сороковых годов прошлого века. Черные пиджаки из тонкой сильно пахнущей кожи, которые так любил носить Лапов, лишь усиливали сходство. Не хватало лишь маузера в большой деревянной кобуре, чтобы лично расстреливать не оправдавших надежды бойцов.
Отшвырнув от себя телефонную трубку, словно в ней вдруг обнаружилась нора тарантула, Юлий выскочил из кабинета и со всех ног понесся в сторону приемной. Волнуясь, он тешил себя надеждой, что, может, не все еще так плохо. Может, все очень даже хорошо.
Впрочем, все эти его нервы, весь этот страх были скорее на уровне рефлексов, доставшихся Юлию в наследство от предков, вынужденных на протяжении тысячи лет бояться начальства и вылизывать ему зад. В глубине души ему было все равно. Ну, что сделает ему Лапов? Выгонит? И что? Семьи, которую надо одевать и кормить, у него не было. А самому Юлию много не надо. И вообще, перед тем как пойти на работу в милицию, он хотел стать убийцей по найму… Нет, серьезно. Впрочем, обо всем в свое время.
Влетев в широкие двери приемной, Юлий вгляделся в глаза розовощекой, чем-то напоминающей сильно похудевшую деревянную матрешку, Жанны Игоревны – секретарши. Может, хоть там он сможет увидеть то, что уготовило ему ближайшее будущее?
– Меня вызывали.
Секретарша кивнула. В ее глазах было пусто, как в сейфе профсоюзной кассы взаимопомощи.
– Сильно не в духе? – попытался еще раз Юлий, но Жанна Игоревна лишь неопределенно подняла и опустила левое плечо, после чего принялась смотреть под стол, словно там происходило нечто интересное.
