Террористы все время ускользают от нас, и мы празднуем Новый год в обществе волков и лисиц. Выпавший снег лег на вчерашнюю порошу. Мы преследуем врага, зная, что рано или поздно у него закончатся боеприпасы и продовольствие.
Какими словами описать суровую зиму Северного Китая? Завывает ветер, деревья ломаются под тяжестью снега и льда. Ели похожи на надгробные плиты, выпачканные черной и белой краской. Иногда в зарослях мелькает силуэт оленя, пробегает за кустами крапчатая лань. Звери посылают нам удивленный взгляд и исчезают.
Мы продолжаем преследование. Через час всем становится жарко, люди задыхаются, но стоит на мгновение остановиться, чтобы передохнуть, и холод, пробираясь под шинели, морозит тела.
Враг хитер, он воюет на своей земле и то и дело неожиданно нападает из засады, а потом мгновенно отходит. Мы несем потери, но не сдаемся.
Кто сумеет дольше противостоять усталости и холоду, выйдет победителем в этой охоте.
9
Игра начинается на рассвете, в углу гостиной, еще до восхода солнца. Лу не спал всю ночь. Глаза его налиты кровью, волосы всклокочены, он пьет одну чашку чая за другой, чтобы взбодриться, и все время тяжело вздыхает. Вчера и позавчера мои родители ездили с визитами, а сегодня устраивают новогодний прием. Хозяева и гости одеты в национальные костюмы, дом празднично украшен. Мы уходим в мою комнату, чтобы укрыться от шума и суеты. Но нас то и дело вызывают. Приветствуя одних гостей, мы опускаемся на колени и желаем им счастливого Нового года и удачи, другим просто кланяемся. Взрослые обожают поздравления и лесть. В ответ они дарят нам деньги в красных конвертах со словами: «Купите себе конфет, дети!»
Лу возвращается к доске и презрительно швыряет конверты на стол. Чтобы досадить ему, я медленно распечатываю свои и пересчитываю банкноты, отпуская замечания.
— Довольно! — говорит он. — Ты уже не ребенок.
В ответ я строю ему рожу.
— Тебе скоро шестнадцать, — раздосадованно шепчет он. — В твоем возрасте женщины выходят замуж и дают жизнь детям.
— Значит, ты хочешь на мне жениться?
Я хохочу.
Лу мрачнеет.
В полдень от стука барабанов, пения труб и грохота петард начинает дрожать земля. Я выглядываю в окно.
На фоне неба, между деревьями, пляшут на ходулях танцовщики в красном.
Лу затыкает уши. Странно, но народная музыка помогает мне собраться. Зимний свет, расцвеченный весельем улицы, отражается от доски. Праздники отгораживают меня от окружающего мира. Это уединение похоже на рулон пунцового шелка, упрятанный в деревянный сундук.
После обеда кузен надолго уходит в себя. Он вытирает навернувшиеся на глаза слезы. А я молчу, устав притворяться идиоткой. По доске холодной пресной лапшой растекается молчание.
Кузен в смятении, он без конца вздыхает, подперев рукой щеку. Около семи он совершает ошибку. Вечером, не дожидаясь конца партии, я замечаю ему, что он уже проиграл и следует выполнять условие пари.
Кузен отталкивает стул и встает.
На следующее утро мне сообщают о его отъезде. Поезд уходит в девять. Я успею перехватить его на вокзале. Он ждет от меня раскаяния и извинений. Что ж, пусть ждет. Удерживать его я не буду. Не стану поощрять глупые надежды. Он меня оскорбил и должен понести наказание. Позже я напишу ему и снова призову к себе — когда нечистые желания уступят место смирению побежденного.
10
Наша рота окружает засыпанную снегом деревню. Предупрежденные о нашем подходе женщины, дети и мужчины сбежали. Остались одни старики — они прячутся в своих домах, убожество которых подчеркивают жалкие новогодние украшения.
Мы сгоняем всех в центр деревни. Они прикрывают изможденные тела ветхими заштопанными одеялами и тупо смотрят на нас из-под шляп. Старики дрожат и стонут, стараясь пробудить в нас жалость. Я безуспешно пытаюсь говорить с ними по-мандарински[7]— они ничего не понимают и что-то лепечут в ответ на тарабарском наречии. Я выхожу из себя, начинаю угрожать им пистолетом. Внезапно трое кидаются на землю, цепляются за мои ноги и на чистейшем мандаринском кричат, что ни в чем не виноваты. Я с отвращением пытаюсь высвободиться, отбиваюсь от них рукояткой пистолета. Но они крепче вцепляются в меня, бьются головами в живот.