Пётр был честный и искренний человек, строгий и взыскательный к себе, справедливый и доброжелательный к другим; но по направлению своей деятельности он больше привык обращаться с вещами, с рабочими орудиями, чем с людьми, а потому и с людьми обращался, как с рабочими орудиями, умел пользоваться ими, быстро угадывал, кто на что годен, но не умел и не любил входить в их положение, беречь их силы, не отличался нравственной отзывчивостью…»
Мог Пётр кулаком ударить, а мог и крепко расцеловать за добрый поступок. Никогда ранее таких царей на Руси не было.
Церковь? За снятие колоколов, за неисполнение им всех церковных обрядов царя поругивали, однако уважали за молитвенное отношение к священной истории, к Евангелию, за верность православию (хотя боялись латинства, протестантов, которые окружили царя в Лефортове, в Немецкой слободе).
…Миновали годы, уже не было на свете Петра, но споры о роли его в русской истории продолжались.
В XIX веке историк Погодин доказывал, что сын Петра, царевич Алексей, тоже был «великого ума и сильной воли». Увы! Царевич был слаб, шёл против отцовских новшеств, стоял за старую Русь, не спорил с теми, кто называл его отца «Антихристом». Нащокин написал книгу «О повреждении нравов в петровские времена», однако и он вынужден был признать: если бы Пётр не сделал такой рывок, Россия ещё 200 лет догоняла бы Европу.
Историк С. М. Соловьёв напоминал: не только простой народ и не только раскольники или вообще люди, не терпевшие преобразовательных идей, недовольны были Петром. Именитые дворяне тоже. Они не хотели отправлять своих детей в европейские школы, институты, это было не по нутру боярам-лежебокам. Пётр — не Архимед, но эту-то махину он сдвинул с мёртвой точки.
…И всё-таки, как бы ни изучали учёные-историки эпоху Петра Великого, что-то от них всегда ускользало, и что-то весьма важное. На наш взгляд, ускользало такое чувство, как страсть. Мысли можно прочесть в письмах и документах императора, но чувства!.. Царь жил чувствами, мечтой, страстями. Была у него жена, первая, были возлюбленные, но только в «Катеринушке» нашёл он то, без чего ему трудно было бы жить. Она могла унять его припадки (они начались оттого, что в пятилетнем возрасте на его глазах убивали его дядю), нервное подёргивание лица, внезапную слабость в голове. Наверняка и в любовных утехах они были равны. И оба прощали друг другу увлечения, ибо действительно любили, и страстно любили.
Была и ещё одна замечательная вещь в биографии Петра: он не играл в детстве в игрушки, он сразу начал с настоящих ботиков, с настоящих собственных солдат — своих друзей, мальчишек. И так же играючи взялся за дела государственные: ботик спустить на воду — то же, что соорудить корабль по аглицкому примеру, а вести его мог хоть бомбардиром, хоть капитаном…
ИГРА и СТРАСТЬ — главные свойства Петра I…
Но отчего всё же не назвал он своего преемника? Неужто хотел оставить супругу-немку?.. Или из-за болезни не успел произнести имя?.. Так и осталось сие тайной…
Ваше величество, Екатерина Алексеевна, пожалуйте на трон!
Такие или подобные слова произнёс Меншиков, когда Верховный тайный совет решил провозгласить её императрицей. Первым, впрочем, те слова проговорил глубокоуважаемый Андрей Иванович Остерман. Однако сразу стало очевидно, что в главного советника и фаворита императрицы метит Меншиков.
Вряд ли Екатерина жаждала власти — она была сильна рядом с Петром, а одна? Магнитное поле её уже не питало. Разве осилить ей этакую державу?
Екатерина приняла весть со вздохом, а день тот, вероятно, провела в своей комнате. С чего начинать, что делать? Может быть, вспоминала, как короновал её супруг. 15 ноября 1723 года он издал манифест, в котором написал, что во всех христианских государствах издавна существовал обычай короновать своих жён, отмечал её заслуги в только что закончившейся двадцатилетней войне. Пётр писал: «Она была нашей помощницей и с великим самоотвержением участвовала в походах и военных действиях, одобряла нас и войска мужеством и геройством, переносила все трудности солдатской службы… Того ради данною нам от Бога властию за такие супруги нашей труды решили мы короновать её императорским венцом».
Коронация совершалась в Москве, в Успенском соборе. От красного крыльца к Архангельскому собору были сделаны помосты, покрыты красным сукном… Великое торжество устроил великий её муж. Однако что теперь последует? Будет она царицей, долго ли? Или верх возьмёт другая партия, которая за внука, великого князя Петра?
В Грановитой палате в день коронации устроен был парадный обед, на площади — угощение для народа. Однако слышались недоброжелательные речи: к чему нам немка?
Историк Костомаров отмечал: «В истории всех человеческих обществ мало отыщется личностей с такою странною судьбою, какова была у Екатерины I, второй супруги Петра Великого».
О происхождении Екатерины Алексеевны написал в своих «Записках» Х.-Г. Манштейн:
«Кажется, что желавшие прикрыть низкость породы Екатерины I, производя оную от лифляндского или польского дворянца, не размыслили достаточно о том, что таковым вымышленным происхождением нимало не усугубляется слава чрезвычайного возвышения её, ибо оным обязана она единственно прелестям красоты и ума своего.
Екатерина родилась в Якобштадте, небольшом городке в Курляндии, принадлежавшем в прежние времена одному командору Тевтонского ордена. Отец её, бывший учителем при школе в Якобштадте, имея многочисленное семейство, нуждался в содержании его. Глюк, лютеранский пастор в Мариенбурге, с которым отец Екатерины находился в дружеских связях, изъявил желание взять к себе одну из дочерей последнего и пристроить её; жребий пал на Екатерину. Пастор принял девицу сию в дом свой, имел попечение о воспитании её и в 1702 году помолвил её за одного шведского унтер-офицера, служившего в квартировавшем в Мариенбурге полку.
Чрез несколько дней по сговоре Екатерины россияне приблизились к Мариенбургу, осадили, покорили оный приступом и всех жителей пленили. По существовавшему тогда обычаю, таковые пленные отсылались внутрь России, как для умножения народонаселения, так и для распространения ремёсл и художеств.
Русские вельможи, возымев отличное мнение о дарованиях лифляндок и шведок, старались помещать их в домоводки и наставницы к детям своим. По покорении Мариенбурга Екатерина досталася в удел генерал-поручику Бауру, но недолго оставалась у него; князь Меншиков увидел её, пожелал иметь у себя и получил согласие г. Баура. Вскоре после сего Пётр Великий, посетив любимца своего, нечаянно встретился с юною, прекрасною Екатериною; восхитясь прелестями её, немедленно спросил: кто сия девица? Князь Меншиков, рассказав о состоянии Екатерины, превознёс похвалами способности ума и кротость нрава её. Император, пылкий в страстях своих, тотчас решился соединиться с Екатериною. С сего дня разделяла она с государем ложе, хотя чрез долгое время потом не была ещё объявлена супругою императора…»
Итак, Екатерина Алексеевна стала первой русской императрицей. При ней неотлучно находился Меншиков, а указы утверждал Верховный тайный совет. Одним из первых её указов был указ о бородах, а вернее — «Указ императрицы Екатерины I о содержании себя в чистоте и о бритии бород отставным военным чинам».
