Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
За ужином Бруно торжественно проговорил:
– Дорогой внук! Когда мы с Мишей под началом незабвенного капитана Фогельзанга плыли сюда, в Африку, мы еще не знали, что покинем Германию навсегда. Край, родина – эти понятия не вызывали приливов нежности. Мы были молоды и беспечны. Мы прозрели по прошествии лет, осознали притягательную силу родной земли. К сожалению, слишком поздно. Очевидно, наша боль передалась тебе, если уж ты так нетерпеливо рвешься туда. Что ж, в добрый путь, Юстин. На первых порах мы готовы поддерживать тебя. В дальнейшем полагайся на себя, свой ум и сообразительность. Природный разум может заменить любое образование, но никакое образование не заменит природного ума.
…И вот теперь Юстин смотрел в иллюминатор на удаляющийся бисер огней. В глубине пароходной утробы тяжело ухали поршни в цилиндрах, ворочались грузные валы, передавали свою могучую энергию массивным винтам, которые толкали вперед стальной многоликий плавучий город. Мелко вибрировала палуба, в такт ей позванивали кувшин и стаканы в деревянных гнездах-подставках, покачивался эбонитовый абажур над столиком, крепко привинченном к переборке. Устав смотреть в темное пространство, он сел во вращающееся кресло, закрыл глаза. «Что ждет меня? – подумал он и одними губами прошептал смятенно и страстно: – Бог мой, прости за мои прегрешения! Помилуй, помоги, будь милостив!» Он не чувствовал за собой больших грехов, обратился к Богу на всякий случай, потому что с детских лет уверовал, что Бог все видит и слышит.
Устыдившись минутной слабости, Юстен быстро поднялся с кресла, подошел к зеркалу перед раковиной умывальника, долго и придирчиво изучал свое отражение – худощавое, золотисто-смуглое, как у метиса, отчего ярко-голубые глаза и медно-пшеничные волосы казались еще светлее. Он надел белую шляпу с широкими полями, какие носят в Намибии, выключил верхний свет и толкнул дверь. В длинном и узком, точно щель, коридоре никого не было. Пассажиры, севшие в Уолфиш-Бее, угомонились, а те, кто плыл из Кейптауна, уже давно спали. Стараясь не бухать ботинками из прочной воловьей кожи, Юстин поднялся по крутому трапу на верхнюю палубу, отдраил дверь с высоким комингсом и пошел к заднему борту. С высоты пятого этажа в аспидном блеске моря виднелся светлый след. С глубин поднимались встревоженные винтами фосфоресцирующие медузы, рачки, черви, бактерии, которые в воде вызывали сильное свечение. Перед носом «Магдебурга» вздымались две волны как бы из жидкого фосфора. Кругом, насколько было видно, светился гребень каждой волны. Из труб валил черный дым. Оранжевые искры кружились в клубах вихря и пропадали, угасая. На капитанском мостике бестелесными тенями мелькали фигурки вахтенных. В этот час бодрствовали только они. Не спеша, Юстин обошел всю палубу от бака до форштевня. Вдоль бортов висели шлюпки, укрытые брезентом, пояса и бело-красные спасательные круги с надписью «Магдебург». Этот единственный германский пароход из 34-х иностранных, курсирующих между Южной Африкой и Европой, он выбрал исключительно из патриотических чувств, заплатив за билет 2-го класса огромную сумму, которая пойдет не в кошель англо-португало-французских лавочников, а на благоденствие рейха. Решив, что за месяц плавания он еще успеет обследовать другие палубы и помещения, Юстин вернулся в свою каюту. С утра он распечатает чемоданы с книгами, снова просмотрит рукопись, постарается установить такой распорядок, чтобы до предела заполнить время работой. С этими мыслями, под едва слышное погромыхивание машин и дрожь корпуса, он уснул.
2
Шли день за днем, неделя за неделей… Кругом расстилался тот же равнодушно-холодный, однообразный, как пустыня, океан. Корма тянула за собой дымчатый шлейф, пенились волны, тучи чаек метались над водой – одни, высмотрев добычу, пикировали вниз, выхватывали тяжелую рыбу, другие жадно склевывали отбросы, сваливаемые из камбузов. Юстин регулярно завтракал, обедал и ужинал, совершая прогулки по палубам, знакомств не заводил, только читал или писал. Иногда «Магдебург» попадал в полосу штормов. Тогда половина пассажиров вообще не появлялась ни в кают-компании, ни в ресторане. Пароход раскачивало, кренило, сносило ветром и течением, но он упрямо выбирался на курс, то удаляясь от африканского берега, то приближаясь к нему.
Вцепившись в поручни, подставив лицо могучему ветру, Юстин смотрел на взбесившуюся стихию, радуясь непонятно чему. Он не страдал от морской болезни, качка не выворачивала внутренностей, отменным, как у молодого бычка, был аппетит. Томился он лишь на стоянках. Обессиленный пароход пришвартовывался к пирсу, и на белых пассажиров набрасывалась свирепая черная толпа, норовя сбыть нехитрый сувенирный товар – деревянных идолов, ожерелья из ракушек, соломенные циновки, посуду из кокосовых орехов, брикетики инжира, кофейные бобы. От зноя, гама, сладковато-трупной вони начинала болеть голова. Юстин наливал в ванну остуженную искусственным льдом воду и опускался по самое горло, рискуя подхватить тропический насморк – самый омерзительный из всех африканских болезней. Он выбирался из воды лишь тогда, когда пароход уходил от берега, набирал ход и включал вентиляцию, прогоняя воздух через холодильные камеры. Махровым полотенцем обтирал мускулистое тело и садился за стол, заваленный книгами. Он конспектировал труды Артура Шопенгауэра, Освальда Шпенглера, Фридриха Ницше, Генриха фон Трейчке, Хьюстона Чемберлена, того самого онемеченного зятя композитора Вагнера, который перед смертью, уже парализованный, успел написать: «Факт, что Германия в годину тяжелых бедствий породила Гитлера, является доказательством ее живучести».
В каждом африканском порту «Магдебург» принимал на борт новых пассажиров-немцев. Конфузясь, они осваивали новое нацистское приветствие, испуганным голосом выкрикивали «Хайль Гитлер», но через пару дней робость исчезала, глотки крепчали, рука легко выбрасывалась вперед, точно была приучена с детства. То в кают-компании, то на юте или баке, а то и в узких проходах возникали дискуссии, разгорались споры. На летучих митингах появлялись пророки и доморощенные фюреры – немцы оставались немцами. В своих действиях они походили друг на друга, как солдаты в казарме, бараны в отаре. Они собирались под одну крышу, вдохновленные бодрым, пролетевшем через все закоулки мира призывом: «объединяйтесь!»
Последняя стоянка в Касабланке была долгой. Никто, даже капитан, не знал причины задержки. Юстин накупил много газет – английских, немецких, французских. Все первые полосы отводились событиям в уже близкой сейчас Испании. На пути прогресса эта страна сразу пропустила несколько ступенек, от масляного светильника перешла к электричеству, минуя керосиновую лампу, устанавливала теперь «республику трудящихся», подобную русской. Однако фюрер во всеуслышание заявил, что Европа никогда не согласится жить между большевистскими клещами. Вооружались карлисты[7], активизировались отряды фалангистов[8]. Гражданские гвардейцы стреляли в рабочих Барселоны и Астурии, пустели стадионы, где устраивалась коррида, антрепренеры соблазняли бесплатными лотерейными билетами (счастливчик получит автомобиль), но люди хотели слушать коммунистку Пассионарию, старого социалиста Ларго Кабальеро, булочника из Севильи Хосе Диаса, поэта Рафаэля Альберти[9].
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
