— Ох, Мэгги, — произнесла Аделина. Она выбежала из комнаты, сказала, что приготовит чай.
В официальной гостиной, которую она когда-то убирала, когда служила горничной, под ее девятифутовым потолком, под подлинным Модильяни, Мэгги села на диван возле темно-серых портьер и позволила всем остальным утешать ее. Она клала голову на их плечи, обнимала в ответ, но в душе ждала знака от Бога.
Глава 2
Корал Андерс подошла к стеклянному входу в здание. Ее рыжие волосы развевались по ветру, бедра мягко покачивались под платьем без рукавов, отделанным перьями. Не характерная для Нью-Йорка золотая осень задержала появление желтых листьев в октябре.
Жалея о том, что ей придется привыкать к гудкам такси вместо плеска воды о борта судна и к вони отбросов на Манхэттене вместо запаха морской воды, она взялась за бронзовую ручку двери дома на Пятой авеню, где Теомунд Браун, ее бывший хозяин, жил с тех пор, как они познакомились. В руке Корал сжимала газету с заголовком, извещавшим о его смерти: «Американский миллиардер умер в Италии».
Появилось незнакомое лицо человека, одетого в ливрею швейцара.
— Чем я могу вам помочь, сеньорита?
Сеньорита? Она не помнила, чтобы когда-нибудь швейцар в Нью-Йорке говорил по-испански.
— Я пришла повидать… найти Луиса, — ответила она. — Он был дворецким Теомунда Брауна. Браун жил в пентхаусе.
— Си, сеньор Луис. Он все еще живет в пентхаусе.
Корал скрыла удивление.
— А ваше имя? — спросил швейцар.
— Корал. Он меня знает. Просто позвоните наверх.
— Ahorita mismo[3], сеньорита Корал, — произнес швейцар и впустил ее в мраморный вестибюль. Когда он исчез, чтобы позвонить, Корал опустилась на обитую кожей кушетку, где впервые кокетничала с Сэмом Даффи, в то время служившим здесь швейцаром — два века назад, как ей казалось. Теперь Сэм в Италии, с Мэгги и ее сыном.
Вернулся новый швейцар.
— Сеньор Луис вас примет, — сказал он. Вызвал лифт пентхауса и подождал, пока он спустится. После этого он набрал код на панели и придержал двери, пока она не вошла.
Двери закрылись, и пока дорогая кабина бесшумно поднималась наверх, Андерс гадала, что бы это значило, что Луис, дворецкий, до сих пор живет в пентхаусе. Теомунд умер больше месяца назад.
Лифт остановился. Двери открылись.
Там стоял преобразившийся Луис. Вместо потрепанных костюмов, которые он обычно носил, на нем были сапоги, черные штаны и традиционная «гуайавера», рубаха из полотна, какие она видела в Акапулько. Он сменил американскую прическу и гладко зачесывал волосы со лба назад, что подчеркивало точные черты его лица и прямой взгляд — не угрожающий, какой был у Тео, но тем не менее пронизывающий. В левой руке он держал красный кожаный чехол, украшенный переплетением абстрактных черно-белых узоров. Она увидела рукоятку богато украшенного серебряного кинжала.
Никогда прежде она не думала о Луисе как об иностранце. Теперь не было никаких сомнений в том, что он — привлекательный латиноамериканец в своей стихии и в самом расцвете сил.
— Ацтекский? — спросила она, указывая на чехол.
— Мексиканский, точнее, — снисходительно поправил он и протянул ей руку. — Привет, Корал.
— Привет, Луис, — ответила она и взяла его руку, отметив, что та холодная, как всегда. — Ты собирался кого-нибудь заколоть?
Он одарил ее медленной улыбкой, которая не могла бы никого заставить расслабиться.
— Это антикварная вещь, за которой я долго гонялся. Ее только что доставили.
— Вот как! Поздравляю. Пыталась позвонить, но номер, по которому связывалась с Тео, отключен. Надеялась, что у тебя остался мой браслет с бриллиантами, который сломался, когда я была здесь. Тео положил его в письменный стол и сказал, что отдаст в ремонт.
— Да, он здесь. Надо обсудить еще одно дело. Заходи. Я рад тебя видеть.
Андерс удивилась: какое дело он имеет в виду?
Какой-то мужчина ждал их у двери в библиотеку, слегка склонив голову. На нем была свободная белая сорочка и простые брюки. Луис кивнул ему, и он удалился, бесшумно шагая в туфлях, похожих на черные эспадрильи.
Луис вошел в библиотеку, принадлежавшую Теомунду Брауну, сел в кресло босса с высокой спинкой и, жестом пригласив женщину сесть на кожаный диван, закинул ногу в сапоге на крышку письменного стола из редкого американского ореха.
Корал знала, что делать, когда сомневаешься. Она изобразила ослепительную, соблазнительную улыбку.
— Ну, вижу, многое здесь изменилось.
— Я теперь больше не дворецкий.
— Это совершенно очевидно.
Она отвернулась, притворившись, что ее больше интересуют новые произведения искусства на стенах. Исчезли фотографии отца Теомунда на фоне африканской шахты Цумеб, самой богатой в мире. Вместо них висело нечто, показавшееся копией древнего календаря ацтеков. В одном углу на столбе возвышалось кожаное седло, затейливо вышитое и украшенное серебряными заклепками, с сиденьем, набитым овечьей шерстью. Оно достойно конкистадора и стоит тысячи долларов, не меньше. Что происходит?
— Можно узнать, кто же ты сейчас, если не дворецкий?
Вошел слуга в свободной рубашке, поклонился и поставил поднос на письменный стол перед Луисом.
— Грациас, — сказал Луис и снял сапоги со стола. Встал, налил бокал и подал его Корал. Когда она взяла, произнес:
— Я наследник Теомунда Брауна.
Она широко раскрыла глаза.
— Разве у Тео не было сестры?
— Он дал ей денег перед смертью. Теомунд никогда бы не оставил ей такую империю, как эта. Я буду добрым и назову ее недалекой женщиной.
Корал среагировала немедленно. Она склонила голову к плечу, расплылась в улыбке, заморгала и взмахнула ресницами, словно хотела сказать: «Ты такой замечательный, не передать словами». Но мысленно воскликнула: «Какого черта ты это сделал, Тео?» Она немедленно отправится в нотариальную контору округа Нью-Йорк и проверит подлинность этого завещания.
Ничем не выдавая своего отчаяния, Корал проворковала:
— О-о-о! Поздравляю. Ты именно тот человек, который нужен для этого.
Она метила в тщеславие Луиса, а не в его мужественность, в которой всегда сомневалась. Теперь она уже не была столь уверена в своей правоте.
Все эти годы, когда Корал приходила к клиентам Тео, Луис холодно рассматривал ее волосы и макияж, ногти, полуобнаженное тело. По приказу босса дворецкий иногда наблюдал через скрытые камеры и оценивал ее умение развлекать мужчин. Но ей ни разу не показалось, что его заинтересовала она сама или то, что он видел.
