У меня еще в детдоме выработался условный рефлекс: входишь куда-то — закрывай за собой дверь. Я сделал это машинально, почти не глядя, и бронированная штуковина легко захлопнулась с маслянистым лязгом. Лишь через минуту я сообразил, что сделал что-то не то. Со стороны лестницы на двери не было ни штурвальчика, ни какого иного заметного средства, чтобы открыть дверь. Только ручка-скоба — и все.
А я не испугался, потому что знал: примерно через полчаса сюда пожалует дежурный по части со свитой, покрутят штурвальчик, выгонят меня наверх и отправят спать в казарму…
Поэтому мне захотелось, пока не выгнали, пролезть подальше в нутро этого подземного заведения. Когда нельзя, но очень хочется, то можно…
Шаги моих десантных ботинок на лестнице бухали гулко, с каким-то немецким акцентом: штумм! штумм! штумм!
Лестница была винтовая. Чугунные ступени по спирали обвивали мощную железобетонную колонну. Я сделал один виток, другой, третий — конца им не было видно. Становилось страшновато, но азарт тянул дальше. Я уже сбился со счета и не очень помнил, на сколько метров спустился в шахту. Очень хотелось дойти до конца лестницы. И я дошел. Дошел до еще одной двери со штурвальчиком.
Смешно, но я даже тут не побеспокоился, что за мной никто не приходит. Мои руки взялись за штурвальчик и стали его поворачивать.
Здесь тоже не было мин. Во всяком случае, мне так показалось. Переступив через порог, я оказался в туннеле. Фонарь осветил поржавелые рельсы, кабели на стенах, как в метро, матовые плафоны негорящих ламп, вцементированные в бетон. Я посветил в один конец туннеля, потом в другой — конца туннеля видно не было. Правда, метрах в десяти от меня на рельсах стояла вагонетка.
Я сразу сообразил, что это недействующая шахта, где шахтеры братской ГДР дают стране бурого угля. И не берлинский Убан тоже. А потому мне стало жутко интересно заглянуть в вагонетку. Поглядывая под ноги, посвечивая фонарем в разные стороны, я дошел до ржавой, но вполне крепкой тележки, на которой можно было прочитать номер 26.
Заглянув в вагонетку, я ничего интересного не увидел: лужица грязной воды, накапавшая с сырого потолка, — вот и все. Зато туда захотелось залезть. Просто так, от не фига делать. Я оттолкнулся от рельсов, упершись руками в края бортов вагонетки, и запрыгнул в нее. Заскрежетали оси, провернулись колеса, и вагонетка покатилась. Конечно, я думал, что это ненадолго, но вышло совсем не так. Мне казалось, что, прокатившись несколько метров, она замедлит движение и остановится, но она начала ускорять ход! На глаз я не мог определить уклон, но он был. Когда я раскачал вагонетку, она покатилась с этого уклона.
Вначале все было просто забавным. Вагонетка, набирая скорость, катилась по туннелю, а я светил фонарем и даже баловался, меняя свет на красный или зеленый. Постукивая колесами на стыках рельсов, этот драндулет увозил меня все дальше от винтовой лестницы. Аккуратные фрицы разметили на стенах туннеля километраж и стометровые пикеты. Обратил я внимание на эти цифирки поздновато, проехав минут десять-пятнадцать, когда вагонетка уже раскатилась вовсю и прыгать с нее было рискованно. Пикеты мелькали быстро, и я не успел опомниться, как проехал четыре километра.
А вагонетка все мчалась и мчалась. Впереди я увидел стрелку, путь раздваивался. Если бы стрелка была повернута прямо, то я, быть может, не докатился до того, до чего докатился. Там, прямо впереди, был тупик, я увидел его в свете фонаря. В этом тупике стояло три-четыре вагонетки, таких же, как моя. Но стрелка была повернута направо, на главный путь, и, миновав тупик, вагонетка покатила дальше со скоростью не меньше полсотни километров в час.
Наконец вроде бы уклон стал выдыхаться, и чертова тележка заметно сбросила ход. Мне оставалось только ждать, когда она остановится совсем.
И она остановилась. Остановилась, накатившись буферами на целый поезд из таких же вагонеток, стоявших рядом с подземным перроном. Но туннель на этом не заканчивался, главный путь тянулся куда-то дальше, правда, теперь он шел уже в гору…
Я вылез из вагонетки. Фонарь светил заметно тусклее. Батарейки могли сесть окончательно, и тогда меня ждали крупные неприятности. Сомневаюсь, что я смог бы на ощупь пройти по туннелю те двадцать пять — тридцать километров, что проехал за полчаса катания в вагонетке.
О продолжении путешествия мне не думалось. Для первого раза было вполне достаточно. По распорядку уже наступил отбой и пора было в койку. Конечно, Алик уже призвал дежурного, они добрались до туннеля и теперь думают, в какую сторону я направился. Если они пошли искать под уклон, значит, через два-три часа могут со мной встретиться. Если в другую сторону… Хрен его знает!
На подземном перроне была лесенка, чувствовалось движение воздуха. Может, тут и до выхода недалеко? И вместо того чтобы идти по туннелю обратно, я стал подниматься по этой лесенке. Через двадцать стальных ступеней оказалась площадочка, а влево — узкий — двоим не разойтись — сводчатый туннель, откуда тянуло свежим воздухом, и я прибавил шагу, думая, что скоро выберусь… Я
протопал около часу, но туннель что-то не кончался.
Кончился он тупиком, когда на моих «Командирских» было уже часа три ночи, а фонарь светил так, будто вместо лампочки в нем была гнилушка. Одно утешало: в тупиковой стенке были скобы, а свежий — более-менее — воздух тянул сверху. По скобам я и полез, хотя сил у меня оставалось чуть больше, чем у курицы. К тому же организм, который приучили за столько месяцев к режиму, очень не хотел лезть куда-то в четвертом часу утра. Он спать хотел, этот организм.
Я лез. Переставлял правую ногу, опираясь на левую и держась за верхнюю скобу двумя руками. Потом поднимал левую ногу к правой и, опираясь на Них, переносил руки на более высокую скобу, сперва одну, потом другую. Ощущение недоваренности меня не покидало. Как я не заснул, пока лез — трудно сказать.
Фонарь погас, когда скобы кончились, и я очутился на обрезе квадратной шахты, из которой вылез наружу. Я перевалил через бетонную горловину шахты и оказался на полу, но пол этот, судя по всему, был не искусственного происхождения. Под ногами лязгнуло железо; я ощупал железяку и понял, что это была решетка, которой когда-то перекрывали шахту. На мое счастье, тот, кто уже прошел этим путем, вынужден был эту решетку сорвать. Судя по тому, как были искорежены толстые, сантиметровые прутья, из которых была сварена решетка, этот товарищ использовал взрывчатку. «Спасибо» я ему сказал, мысленно, конечно.
Ощупав стены, я уловил: это уже не туннель, а пещера. Будь я способен соображать получше, то, может быть, и вовсе расстроился. Сооружения, которые человек долбит под землей, всегда имеют выход, через который другой человек может вылезти (если его, конечно, не замуруют). А вот природа — главным образом, вода — долбит под землей все, что хочет. Очень могло быть, что на мою фигуру она дырку не рассчитала.
Пошел я туда, откуда тянуло свежим воздухом. Пещера раза три виляла из стороны в сторону, но воздух становился все свежее, а потому я шел, вытянув одну руку вверх, чтобы не треснуться о потолок. И не прогадал. Из-за очередного поворота забрезжил свет.
