Книга Пресс-папье - Стивен Фрай

Это первый из трех монологов Розины, леди Сбрендинг, прозвучавших в программе «Незакрепленные концы». Представьте себе голос человека – женщины, – который произносит слова на вдохе.

ГОЛОС. Розина, леди Сбрендинг, обращается к нам из ее дома Истуолд-Хауз.

Я живу здесь совсем одна, этот дом назывался, когда я была девочкой, «Вдовым домом». Полагаю, в смысле формальном меня можно назвать вдовой, хотя мой сын, Руфус, он у нас четвертый граф, все еще не женат. Я люблю сельские просторы, в них так тихо, покойно. А здесь меня окружают фотографии из моей прошлой жизни. Вон тот снимок, на фортепьяно, на нем я танцую с Дэвидом, принцем Уэльским, – потом он стал королем Англии Эдуардом, а потом герцогом Виндзорским. Танцором Дэвид был очень плохим, он вечно наступал на ноги и, помню, однажды переломал все плюсневые кости одной моей очень близкой подруге, – осмотрительное лесбиянство было в то время в большой моде.

А вот это фотография Ноэля Кауарда[7]– душечки Ноэля, так мы его называли. Вы знаете, он был человеком до крайности остроумным – эта сторона его натуры была известной очень многим. Помню, я как-то появилась в танцевальном зале клуба «У Марио» – это на Грикстрит – в весьма откровенном платье: с декольте, какие в ту пору считались выходящими за рамки приличия, – теперь-то, смею сказать, мало кто, увидев его, и бровью бы повел, но в то время оно представлялось ужасно порочным. Я появилась в зале, и душечка Ноэль подошел ко мне и сказал: «Розина (он всегда называл меня Розиной, – но вы же понимаете, таково мое имя). Розина, – произнес он этим своим удивительным голосом, – Розина, где вам удалось отыскать столь соблазнительную, столь низко вырезанную грудь?» Вот такие у Ноэля были причуды, можете себе вообразить?

Портрет, который висит над камином, был написан, когда я жила в Париже – мой муж Клод служил там в конце двадцатых послом. Я устраивала в посольстве литературные приемы. Плум и Дафф Купер, Скотт и Гаррет Фитцджеральд, милейший Джефри Чосер, разумеется, Адольф Гитлер и Юнити Митфорд, Гертруда Стайн и Алиса Б. Топлесс, Рэдклифф Холл и Анджела Браззл[8]– на них я всегда могла положиться, они неизменно принимали мои приглашения. Ну и конечно, О. Генри Джеймс Джойс Кэри Грант. Помню еще Ф. Э. Смита,[9]позже он стал, разумеется, лордом Биркенхидом, вон там, прямо под доской для дартса, висит его портрет. Он всегда говорил: «Весь мир и все сожительствующие с ним любовники неизменно появляются на приемах Розины», мне это очень льстило.

Позднее, когда мы с Клодом перебрались в Индию и стали вице-регентами, я познакомилась с Ганди и часто играла с ним во французский крикет, – собственно говоря, он потрясающе играл в крикет, Клод всегда говорил: «То, что приобрела индустрия набедренных повязок, потеряла безопасность крикетных воротец». Пандит[10]Неру тоже производил на нас очень приятное впечатление, хоть Эдвина Маунтбаттен[11]считала, что при его слишком изменчивой длине корпуса настоящими кручеными бросками он никогда прославиться не сможет.

Большая бронзовая статуя обнаженного мужчины – та, что стоит у меня на синтезаторе, – это портрет заместителя премьер-министра Герберта Моррисона. Играя на синтезаторе, я вешаю на него мои браслеты. Я часто сижу в этой комнате, вспоминая о прошлом. Глупыш Поулс Хартли, Л. П. Хартли,[12]знаете такого? – сказал однажды, что прошлое – это заграница, но я с ним не согласна. Прежде всего, в прошлом и еда была вкуснее, и люди пахли совсем иначе. Мне часто говорят, что я принадлежу к избалованному поколению богатых, красивых, праздных паразитов. Да, конечно, я всю жизнь купалась в роскоши, встречалась с прославленными, влиятельными людьми, посетила множество удивительных мест и никогда не занималась ничем более трудоемким, чем организация больших домашних приемов. Но знаете, несмотря на все это, если бы мне довелось прожить мою жизнь снова, я бы ничего в ней менять не стала. Сожаления? Их у меня очень немного. Не следовало, пожалуй, одалживать душечке Т. Э. Лоуренсу[13]мою мотоциклетку. Ну все, я устала. Кушать хочу.