Ого, подумал Баг и, отодвинув “Керулен”, закурил тонкую черную сигару. Честь была велика. Ну как же – оказаться в числе трехсот избранных, места для которых поименно расписаны на трибунах и за столами перед дворцом Тайхэдянь! Быть избранным гостем двора, присутствовать на высочайшей трапезе, лицезреть всю императорскую семью, принцессу… Милостивая Гуаньинь…
“Это что же… – лихорадочно запрыгали мысли. – Срочно надо бежать к портному и шить новое официальное платье, шапку… Да шапку можно старую… Я все равно ее и не носил почти… Или новую заказать?..” Привыкший путешествовать налегке, Баг представил себе, как он полетит со всем этим хозяйством: с официальным платьем в особом футляре, чтоб не помялось, да с шапкой в коробке… И потом: подарки. Непременно нужно что-то поднести императору по случаю его дня рождения. Но что? Вот задача…
Тут позвонил взволнованный Богдан и сообщил, что и ему только что принесли такое же именное приглашение. Мучимый сомнениями, Баг спросил его про шапку, и минфа<Ученая степень Богдана Руховича Оуянцева-Сю, сотрудника Управления этического надзора, напарника по нескольким совместно проведенным делам и друга Багатура Лобо. По-китайски это значит “проникший в смысл законов”. Данная степень существовала в Китае по крайней мере со времени династии Хань, то есть с начала нашей эры. >, немного помедлив, сказал: да, придется заказывать новую…
Шапка была заказана – и теперь вкупе с новым официальным платьем дожидалась своего часа в стенном шкафу номера в гостинице “Шоуду”.
– Ну что, хвостатый человекоохранитель… – Баг почесал кота за ухом; Судья Ди мельком глянул на него, издал короткий “мр-р-р-р” и вернулся к созерцанию ползущих далеко внизу повозок. – Как себя в новом качестве ощущаешь?
Судья Ди по обыкновению промолчал, хотя должность фувэйбина<Букв.: “помощник охранника”, вэйбина, низшего исполнительного чина Управления внешней охраны (Вайвэйюань), в данном случае что-то вроде временного заместителя, помощника шерифа. >, которую ему, упирая на незаурядные человекоохранительские заслуги, выхлопотал хозяин (а потрудиться пришлось изрядно), принял, кажется, с удовольствием. По крайней мере, кот совершенно не возражал против новенького ошейника, который ланчжун купил ему еще в Александрии: украшенный ярко блестящими медными заклепками в форме играющих драконов, этот ошейник, по всей вероятности, составил бы гордость любой собаки; коты же по своей природе ошейников, а равно и прочих посягательств на свободу не терпят, и Баг, придя из лавки, где за несколько часов ему спешно изготовили надлежащую снасть (дабы не вызывать преждевременного обострения отношений с котом, а заодно и не обмануться в размере, ланчжун заранее замерил шею хвостатого преждерожденного веревочкой), опасался, что, увидев украшение, кот устроит скандал.
Без ошейника же было никак невозможно: согласно “предписанию для фувэйбина Ди”, именно ошейник с указанием на нем имени и должности являлся официальным платьем, без которого кота просто не пустили бы во дворец (а привилегию сопровождать там Бага кот получил вместе с должностью). Однако Судья Ди отнесся к предложенной детали одежды благосклонно: когда Баг вынул ошейник из свертка, заинтересованно приблизился и обнюхал обновку, особое внимание уделив прямоугольной табличке, на которой было выгравировано с завитушками “Александрийского Управления внешней охраны фувэйбин Судья Ди”, а потом безропотно позволил застегнуть символ должности на шее. Баг показал коту также полагавшийся к ошейнику поводок – тоже красивый, плетенный из трех кожаных ремешков. Судья Ди на поводок коротко зашипел, однако же позднее, когда они вышли из повозки в воздухолетном вокзале, лишь тяжело вздохнул, видя, что Баг намеревается пристегнуть поводок к ошейнику, и укоризненно посмотрел на хозяина: что, неужели это обязательно?
В воздухолет кот вошел принюхиваясь, медленно и даже важно, как и подобает чиновнику, пусть и мелкому, – слуга народа есть слуга народа; устремившийся было к коту служитель прочел, нагнувшись, табличку и был вынужден отвесить хвостатому человекоохранителю сообразный короткий поклон, хотя и справился, кто старший в отряде. Кот принял поклон благосклонно и в ответ дернул пару раз хвостом. В ошейнике определенно были свои преимущества, и Судья Ди, похоже, прекрасно понял их выгоду. В воздухолете он вел себя вполне сообразно, то есть весь перелет до Ханбалыка спокойно продрых в кресле рядом с Багом – коту был куплен билет в половину стоимости, как ребенку, не достигшему возраста, в котором уже начинают надевать шапку<То есть не достигшему совершеннолетия; судя по всему, ван Зайчик имеет в виду возраст в пятнадцать лет. >. Новоявленный фувэйбин проснулся лишь однажды – когда стали разносить дневную трапезу и прислужница, подкатив тележку, громко звякнула бутылками г минеральной водой. Увидев, однако, что пива не предлагают, Судья Ди тут же утерял к внешнему миру интерес и снова погрузился в кошачью полунирвану.
– Завтра увидишь Ханбалык… – Баг продолжал почесывать Судью Ди за ухом. – Это такой город, кот, такой город… Очень красивый город. Сам увидишь. И во дворце побываешь, а как же. Пойдем с тобой во дворец, увидим там напарницу Ли… – Баг мечтательно уставился в чернеющее небо. – Еще надо уладить дело с твоим посещением праздничного пира, куда же тебя девать? Ты умеешь себя вести за столом? – Судья Ди равнодушно мазнул по Багу взглядом: спрашиваешь! – Ну смотри, хвостатый человекоохранитель, смотри! Опозоришь меня перед императором – не жди больше пива, понял?
При слове “пиво” кот оживился, гулко спрыгнул на пол и потрусил через комнату к гостиничному холодильнику. Остановился против него, царапнул когтями дверцу, обернулся к Багу и выразительно мяукнул.
– Да, действительно… – Баг тоже подошел к холодильнику, небольшому такому, марки “Билюсы”<Правильно понять это название переводчикам, как это уже часто случалось, помогло “Дело поющего бамбука”, произведение скорее философское, больше напоминающее трактат, нежели текст сюжетный, однако же изобилующее разнообразными сведениями. Только благодаря этому “делу” мы ныне можем сказать, что название “Билюсы” восходит к старой народной чжурчжэньской песне, строку из которой здесь скрыто цитирует Хольм ван Зайчик: “А когда меня нет – в те часы / Слушай, как тает лед в Билюсы”. “Билюсы” здесь следует воспринимать не просто как название некоей речки, слушать которую предлагает дева своему возлюбленному, но шире – как развернутый поэтический образ, переданный специфическими средствами китайского иероглифического письма: так, би – “небесно-голубой”, “лазоревый”, лю – “течь”, “струиться” и, наконец, сы – явный омонотоп, звукоподражание, “с-с-с-с”. >, нагнулся, открыл. – Так, посмотрим… Ну “Нева пицзю” тут нет, браток. А это что у нас? Вот, как раз: “Ласточкин дом<В некоторые исторические периоды Ханбалык, то есть Пекин в нашем мире, носил название Яньцзин, “Яньская столица”, где “Янь” – название древнего княжества, в свое время располагавшегося на этом месте; с другой стороны, то же “янь” означает и “ласточку”. >, специальное”, для официальных приемов. Ты не пробовал, но тебе понравится, уверяю тебя. – Ланчжун добыл в буфете блюдце, ободрал с горлышка бутылки серебряную фольгу, отвернул крышку. – Холодное. Не простудишься? Зима ведь…
