— Тоже нормально.
Я покачал головой.
— Ну, родителям привет.
Она вынула из кармана фруктовую жвачку и протянула мне. Фруктовая жвачка. Она обычно припасает ее для новеньких, чтоб не грустили.
— Бери. По знакомству, — прошептала она и едва заметно подмигнула.
— Нет, — сказал я. — Нет, спасибо.
И побежал обратно на поле. И сделал Куту классный подкат.
Весь день меня подмывало рассказать кому-нибудь о том, что я видел в гараже. Но так никому и не рассказал. Уговорил себя, что померещилось. Наверняка померещилось.
Глава 6
Дома на месте Эрниного унитаза красовалась дыра, залитая еще не застывшим цементом, а фанерная перегородка исчезла. Старую газовую плиту тоже вынесли, и на ее месте чернел пустой квадрат. На голом полу кое-где даже стояли лужи, жутко пахло хлоркой. Папа тоже был мокрый, грязный, но улыбался до ушей. Он повел меня в садовую чащу и показал, где теперь стоит унитаз: среди сорной травы и чертополоха.
— Чем не скамейка? — довольно сказал он.
Плиту и листы фанеры он отнес к гаражу, но внутрь не затаскивал.
Потом он вдруг подмигнул:
— Пойдем, посмотришь, что я нашел.
И подвел меня к самой двери.
— Зажми-ка нос, — предупредил он и, нагнувшись, принялся разворачивать газетный сверток — Готов?
Там были птицы. Четыре птицы.
— Нашел их за камином. Наверно, попали в дымоход, а вылететь не смогли.
В трех я по оперению узнал голубей: серенькие, с белой подпушкой. Четвертая тоже походила на голубя, только черного.
— Эту я нашел последней — под кучей сажи и пыли.
— Это тоже голубь?
— Да. Просто на него долго сыпалась всякая дрянь из дымохода.
Папа взял меня за руку.
— Потрогай их, не бойся.
Он провел моей рукой по боку мертвой птицы. Она была твердая, как камень. Даже перья были как камень.
— Они так долго там лежали, что превратились в мумии.
— Прямо как каменные.
— Верно. Каменные.
На кухне я первым делом вымыл руки.
— Денек хорошо прошел? — спросил папа.
— Да. Лики и Кут сказали, что, наверно, приедут ко мне в воскресенье.
— Замечательно. Значит, с автобусами ты разобрался?
Я кивнул.
— На той неделе я тебя, может, и на машине подкину, — сказал папа. — Сперва здесь утрясем чуть-чуть.
— С дорогой все нормально. Миссис Дандо спрашивала про девочку.
— Надеюсь, ты сказал, что все хорошо?
— Конечно.
— Замечательно. Возьми себе колы, бутерброд, короче — что найдешь. А когда мама вернется, будем пить чай.
И он ушел наверх, в душ.
Я смотрел — сквозь садовые дебри — в дальний конец сада. И ждал, чтобы в трубах запела вода из папиного душа. Потом я схватил с кухонной полки фонарик. Руки мои дрожали. И я понесся — мимо Эрниного унитаза, мимо плиты, мимо дохлых галубей. У гаражной двери я включил фонарик. Вдохнул поглубже и на цыпочках вошел внутрь. Снова паутина, снова пыль, снова ощущение, что все это вот-вот рухнет мне на голову. Кто-то шебуршился, царапался по углам. Я пробирался среди мусора и обломков мебели, а сердце чуть не выпрыгивало у меня из груди. Я обзывал себя балдой, тупицей, лунатиком. Он же мне примерещился, и больше я его никогда не увижу.
Но я увидел.
Глава 7
Я лег пузом на трухлявый буфет, посветил. Вот он. Даже с места не сдвинулся. Он приоткрыл глаза и тут же прикрыл их снова.
— Опять ты, — сказал он надтреснутым, скрипучим голосом.
— Что ты тут делаешь? — спросил я шепотом.
Он вздохнул, словно я его до смерти утомил.
— Ничего, — проскрипел он. — Ничего, ничего. И еще раз — ничего.
По его лицу карабкался паучок. Он поймал его двумя пальцами и сунул в рот.
— Сюда скоро придут выгребать мусор, — сказал я. — И вообще этот сарай может рухнуть.
Он снова вздохнул.
— У тебя есть аспирин? — спросил он вдруг.
— Аспирин? Таблетка?
— Ладно, не важно.
Кожа на его лице иссохлась, точно штукатурка. Черный костюм висел мешком, потому что тела на костях вовсе не было.
Сердце мое бухало, как колокол. Пыль забила ноздри, попала в горло.
Я стоял, закусив губу, и не сводил с него глаз.
— Ты ведь не Эрни Майерс? — осторожно спросил я.
— Я? Этот старый козел? Тот, что кашляет, аж нутро наизнанку выворачивает, и харкает на все вокруг?
— Простите, — пробормотал я.
— Что тебе нужно?
— Ничего.
— А аспирин у тебя есть?
— Нет.
— Премного благодарен.
— Что вы будете делать? — спросил я. — Отсюда скоро все вынесут или все рухнет. Что вы станете де…
— Ничего. Поди прочь.
Я прислушался. Пока меня вроде никто не хватился.
— Вы можете перебраться в дом.
Он издал смешок, хотя даже не улыбнулся.
— Уходи, — прошептал он.
Снял дохлую муху с лацкана пиджака и отправил в рот.
— Может, вам чего-нибудь принести? — спросил я.
— Аспирину, — проскрипел он.
— А поесть чего-нибудь хотите?
— Двадцать семь и пятьдесят три.
— Что?
— Ничего. Убирайся прочь.
Пятясь, я выбрался на улицу. Счистил с себя пыль, паутину и мух.
Папа все еще маячил за матовым стеклом ванной комнаты. Наверно, распевает "На синих холмах Дакоты".
— Это ты недавно переехал? — раздался незнакомый голос.
Я быстро обернулся.
Над задним забором торчала голова. Девчонка.
— Ты, что ли, сюда переехал? — спросила она снова.
— Да.
— Меня зовут Мина.
Я таращился на нее и молчал.
— Ну? — выжидающе произнесла она.
— Что ну?
Она прицокнула языком и сказала нараспев, чуть скучающим тоном:
— Я — Мина, а ты…
— Майкл.
— Ну вот и хорошо.
