Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
— Да уж, да уж — Вальдшнеп тоже вздохнул. — Ты, Санек, ясен пень, человек ученый. Вот скажи — долго еще миру стоять? Говорят, пару сотен лет и осталось?
— Ну да, где-то так примерно. Ты, Колян, чем философствовать, давай-ка налей лучше.
— Ну, это мы быстро, — явно обрадовался Николай Федорыч. — Двести лет… уж поживем, ничо! Нам и пятидесяти хватит, все равно… Вот раньше — эх и времена были! Мы и не знали, как хорошо живем. Я в городе, на заводе работал, не бей лежачего, я те скажу, работа, Санек! Утром придешь, пока туда-сюда, раскачаешься, там и обед, в заводской столовке, опять же, льготный, потом туда-сюда — и вечер. План, правда, гнали, да, но, бывает, и с браком… Вот была у меня одна деваха знакомая, контролер ОТК, Валькой звали…
— Ладно. — Выдернув очередную рыбину, хорошего такого хариуса, Александр резко поднялся на ноги. — Кончай базар, пошли ушицу варить — хватит нам рыбы.
— Пошли, Санек, пошли. — Федорыч торопливо собрался. — Я тут по пути еще одну заводь знаю — со щучками. Заглянем?
— Завтра заглянем, сегодня уж — ушица.
— Ну, завтра так завтра.
Коренастый и жилистый Вальдшнеп едва поспевал за широко шагавшим напарником. Саша спешил, чувствуя, как в измотанной душе его начинается хоть какой-то подъем, возникает хоть какая-то радость, вернее — ее предвкушение. И не от выпитой водки, вовсе нет, а именно что от предвкушения готовки. Любил Александр кашеварить самолично, с младых ногтей еще, и если б не стал сперва каскадером, а потом предпринимателем, так наверняка сделался бы поваром, и даже очень хорошим. Прямо сам не свой был до стряпни! Вот и сейчас, не только рыбалка его манила и уж тем паче не надоевшая водка. Уха! Ушица! Александр столько рецептов знал! Можно со сливками приготовить, а можно с той же водкой, с корицей, с кориандром, со жженым сахаром или по старинке: отдельную — налимью, щучью, окушковую, или из рыбьих голов, без соли — вот уж сладость-то, не оторвешь, особенно утром, когда застынет все студнем, хоть режь ножиком!
Однако нынче вот Александр простую ушицу замыслил, истинно рыбацкое варево — рыба да головками лук, ну и немножко картошки, для густоты. Хотя можно и без нее…
— Ой, а перловка?! — разбирая котомки, вдруг озаботился Вальдшнеп. — Перловку забыли! И лаврушки я что-то не вижу…
— Коля! С перловкой да с лаврушкой — это не уха, это уже суп получается. Ты еще консервы бы взял рыбные…
— Тьфу-ты, тьфу-ты! Да ясен пень! — Федорыч испуганно замахал руками. — Рыбу на рыбалку брать — скажешь тоже!
Быстро почистив рыбу, разложили костер, набрали в котелок родниковой водицы.
— Эх, хорошо! — Поставив наземь стакан, Саша попробовал бурлящее варево. — Скоро готово будет.
— Так вот, говорю, была у меня знакомая контролерша ОТК, Валька…
Саша растянулся на траве и вполуха слушал.
— Год, наверное, восьмидесятый шел или чуть позже, короче — в магазинах ни хрена не было…
— Вот-вот. — Молодой человек лениво приоткрыл левый глаз. — А ты говоришь — хорошо жили! Как же хорошо-то, когда в магазинах ничего не было? Что хоть жрали-то?
— Да погоди ты, Санек! — Федорыч уже входил в раж, как и всегда бывало, когда вспоминал под водочку прежнюю жизнь. — Ясен пень, в магазинах-то ничего не было, однако ж всяк мог достать! Я вот — любой почти дефицит, а все потому, что Валька…
Приподнявшись, Александр снова попробовал уху и довольно прищурился:
— Погодя еще и нажарим, я масла взял. У нас сегодня с тобой как в школе — рыбный день.
— В школе, скажешь тоже. — Вальдшнеп махнул оставшуюся на дне стакана водку и закашлялся. — Эх, не в то горло пошла, зараза!
— Так ты в два-то горла не пей!
— Да я что хотел сказать… я про школу. Ну, которую твой падла сосед купил…
— Так он не школу купил — интернат. Что-то там строить хочет.
— Ясен пень что! Бардак какой-нибудь, мхх… — Весников смачно зажевал водку сырой луковицей и продолжил, все больше возбуждаясь: — Школа! Сколь их, школ, в ранешние-то времена было! Вот, посчитай… — Он принялся азартно загибать пальцы. — В поселке, само собой, восьмилетка — закрыли, суки! А еще, в Болтове, тож восьмилетка, в Гордееве и Чудове — начальные, в Рябом Конце, на Гагарьем, ну, где сейчас что-то строят, и там восьмилетка была. Или начальная. Разорили все, козлы, Сталина на них нет!
— Ты про каких козлов говоришь, Николай? — усмехнулся Саша. — Сколько помню, все эти школы еще при Брежневе позакрывались.
— А, все равно козлы! Все эти, нынешние.
— Так, так… Это и я тоже?
— Что ты, Санек, что ты! — Вальдшнеп поспешно замахал руками. — Ты ж не как эти… не хапуга. Столовую, вон, открыл, лодочки. На УАЗе, как все люди, ездишь, не выпендриваешься.
Зато Катерина на «додже» рассекала… Как раз выпендривалась, специально — свои-то, деревенские, ее долгое время шалавой считали. Просчитались…
Похлебав ушицы, пожарили рыбы, точнее, Александр сам пожарил — никому такое дело не доверял. Выпили еще, закусили, аккурат стемнело, и Весников как-то неожиданно вырубился — захрапел, выводя носом сипловатые смешные рулады.
А Сашу вот хмель никак не брал! Что пил, что не пил — а мысли грустные так никуда и не делись.
Подбросив в костер дровишек, молодой человек вскипятил воды, попил в одиночку чайку — собутыльник уже ни на что не реагировал — и, поднявшись, зашагал обратно к обрыву, освещая путь большим пластмассовым фонарем, в котором еще имелся встроенный компас, часы и за каким-то хреном радио.
Впрочем, радио-то Саша как раз и включил — все веселей дорога.
Лучше б он этого не делал…
Какая-то радиостанция передавала в эфир старую песню Мадонны «La Isla Bonita». Песенка эта очень нравилась Сашиной пропавшей жене, да и вообще много чего молодому человеку напоминала. А ему сейчас не хотелось ничего вспоминать, хотелось просто забыться, хотя бы на какое-то время. Собственно, затем сюда и выбрался.
Выключив радио, Александр вновь уселся на старое место, над обрывом — только теперь вокруг лиловели сумерки, а над головою, сколько хватало глаз, неудержимо сияли звезды. Мириады огоньков, заполнившие собою все вечернее небо, светили так ярко, что можно было свободно читать. А посередине небосклона сверкающей золотисто-изумрудной полоской красовались остатки Луны, взорванной пару месяцев назад по решению Организации Объединенных Наций.
Глава 2
Сталина на них нету!
Если хочешь быть красивым, поступи в гусары.
Козьма Прутков
— Паша, ты ж нас всех угробишь! Ну, Пашенька, ну, может, домой поплывем, а?
Картинно развернувшись, Павел Сергеевич Домушкин, плечистый малый лет тридцати пяти, некогда известный в определенных кругах как Паша Домкрат, оперся на руль — или штурвал, черт его знает, как эта штуковина называется — и, позируя, ждал, пока подружка Леночка щелкнет фотоаппаратом. Одна из подружек, так скажем, деваха молодая, веселая и разбитная, а уж фигурка-то — загляденье, и попка, и талия, и грудь! А других девок сюда и не звали, вот еще.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
