Что-то в этой истории с крейсером «Хемпшир» не давало Уинсли покоя. «Водолазы обнаружили значительные повреждения корпуса ниже ватерлинии. Двадцатидюймовая броня взрезана подводным взрывом…» — вспомнилось ему. «Корабль подорвался на мине, установленной германской подводной лодкой…»
Озябшими пальцами Уинсли потер переносицу. Как-то это все вызывало сомнения.
Смутное чувство надвигающейся угрозы всколыхнулось с новой силой. Взрыв артиллерийского погреба разворотил бы крейсер, как обжора устрицу, но газета писала четко — повреждения были только ниже ватерлинии. Уинсли прикрыл глаза. В тысяча девятьсот четвертом он волею Ордена и судьбы оказался причастен к одной тайной операции на Желтом море. Эскадренный броненосец «Петропавловск» пошел ко дну вместе с находившимся на борту русским вице-адмиралом. Японцы отдали за диверсию фигурку Ската, а Уинсли узнал о секретных разработках военного ведомства — акваланге и магнитной мине, которую можно установить на борт корабля снаружи. Похожая история. Но если тогда это было грязное, но влияющее на ход войны и, в конечном счете, полезное для Британии дело, то от теперешней трагедии с «Хемпширом» за версту несло изменой.
Уинсли встрепенулся. Что-то было еще. Неуловимое, пропущенное, совсем близкое. Кончики пальцев лихорадочно забарабанили по столешнице, будто выдавали аллегро на фортепьяно. Стало жарко. Не отрывая взгляда от разошедшегося пламени, Уинсли откинул плед.
«Так-так-так», — барабанили пальцы.
«Вау-вау», — подпевал ветер в каминной трубе.
И тут сэр Уинсли вспомнил. На фоне первых заметок о гибели фельдмаршала Китченера новость казалась неяркой, не требующей особого внимания, однако не пропала бесследно из памяти. Примерно в то же время на Юго-Западном фронте русские войска пошли в отчаянное наступление. Армии Австро-Венгрии и Германии несли тяжелые потери пленными и убитыми. На языке Уинсли даже завертелась необычная фамилия русского генерала, руководившего прорывом, но так и не сорвалась.
«Нужно непременно перечитать заметку, — подумал он. — Пусть Питер срочно несет подшивку «Дейли» из библиотеки». Рука потянулась к колокольчику. Но вызвать дворецкого сэр Уинсли не успел. Сквозь задернутые тяжелые портьеры в кабинет пробрался квакающий медью звук. Уинсли с удивлением прислушался. Звук настойчиво повторился. Это квакал клаксон автомобиля.
Сэр Уинсли нехотя поднялся и подошел к дышащему сыростью окну. У чугунных ворот имения из серой взвеси хмурого утра проступал черный силуэт «Роллс-ройса». Старый слуга Питер Хоуп, камердинер и дворецкий в одном лице, через прутья решетки общался с мокнущим под дождем шофером. В одной руке старик держал огромный зонт, заслоняясь от пригнавшего с Атлантики морось норд-веста, другой то указывал направление до развилки на Лондон, то тыкал за спину, где стояли вооруженные двустволками братья Лоусон, конюшенные рабочие. Шофер часто кивал, прятался в поднятый воротник и косился на конюхов, однако в машину не возвращался.
Зная старика Питера, сэр Уинсли настроился на долгое представление и хотел было даже забить трубку, но тут задняя дверца авто приоткрылась. Прошлепав ботинками по раскисшей глине, водитель наклонился к двери, обдав пассажира водой с фуражки. Тот сунул ему в руку бумажный прямоугольник.
Чем бы он ни был — бумажный прямоугольник произвел на Хоупа впечатление: конюхи закинули ружья за плечи, а ворота распахнулись. Машина пересекла двор, чинно обогнула круглую клумбу и остановилась у парадного крыльца имения.
Мокрый до нитки шофер снова выскочил под дождь и услужливо распахнул заднюю дверцу «Роллс-ройса». Из авто выкарабкался тучный джентльмен в черном котелке и черном же макинтоше до пят. Отвергнув предложенный зонт и локоть шофера, он, тяжело опираясь на трость, взобрался по ступенькам.
Сэр Уинсли прищурился. Сомнений быть не могло — переваливаясь с ноги на ногу и пыхтя сигарой, в холл родового имения Уинсли входил бывший первый лорд Адмиралтейства сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, уже год как уволенный в отставку после провала Дарданелльской операции. Без приглашения, положенного в таких случаях уведомительного письма и даже без ставшего популярным в высшем свете предварительного телефонного звонка. Сэр Уинсли вдруг почувствовал, что заинтригован. Должна быть веская причина, которая заставила Черчилля не только трястись по такой мерзкой погоде почти сто миль от Лондона до Эшли, но и пренебречь азами приличия.
Уинсли задернул штору и подошел к зеркалу. Внимательно посмотрел на свое отражение и остался недоволен состоянием бакенбард. Жизнь в поместье слегка расхолаживала — брадобрея следовало вызывать чаще. Артур поправил бабочку и провел рукой по волосам. «В конце концов, гостей не предвиделось», — успокаивал он себя, но раздражение не исчезало.
В дверь кабинета постучали.
— Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль, сын лорда Рэндольфа Генри Спенсера Черчилля, третьего сына седьмого герцога Мальборо, испрошает аудиенции, сэр! — важно отчеканил Хоуп.
Уинсли едва смог сдержать улыбку:
— Прямо так? Испрошает, Питер?
— Точно так, сэр. Я предупредил, что вы никого не принимаете, но сэр Черчилль настаивает. Говорит, у него имеется к вам, сэр, безотлагательное дело чрезвычайной важности.
— Питер, — сказал вдруг Уинсли, — пригласи на вечер цирюльника. Мне пора поправить баки.
— Непременно, сэр, — кивнул Хоуп. — Я телефонирую тотчас.
— И вели слугам больше не появляться с оружием на людях. У соседей может сложиться неверное представление о вашей храбрости.
— Наступили тревожные дни! — вспыхнул было Хоуп, но осекся, встретив взгляд хозяина. — Этого больше не повторится, сэр. Что-нибудь еще?
Сэр Уинсли кивнул на валяющийся плед:
— Прибери здесь.
Дворецкий перекинул клетчатое шерстяное одеяло через предплечье и стал похож на шотландского горца, седого и упрямого. Уинсли едва не улыбнулся снова.
— Так что мне делать, сэр?
— С чем? — наигранно вскинул косматую бровь Артур.
Хоуп набрал побольше воздуха:
— С сэром Уинстоном Леонардом Спенсером…
— А, с сыном третьего сына седьмого герцога Мальборо? — на этот раз не смог сдержать улыбки Уинсли. — Зовите, конечно же! Нельзя же заставлять нашего дорогого гостя так долго томиться в холле!
— Велите подать чаю, сэр? — уже на пороге обернулся Хоуп.
Артур кивнул.
Дворецкий оценил настроение хозяина:
— Индийский белый, сэр?
— Он будет очень кстати, Питер. — Уинсли еще раз поблагодарил Господа за то, что тот отмерил прозорливому старику столько лет в здравом рассудке. И почувствовал что-то вроде укола совести за выплеснутое на верного бедолагу раздражение. — Спасибо.
Хоуп довольно улыбнулся в усы, учтиво кивнул и вышел.
Артур Уинсли сел в глубокое кресло, опустил руки на зеленое сукно стола и сплел в замок длинные ухоженные пальцы.
