Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Почему генерал Малышкин (и некоторые другие) считали именно так – что СССР должен был напасть на Германию и её союзников ближе к осени, я не знаю. Тем более, что буквально на тех же страницах И. Хофман привёл свидетельства других советских офицеров, называвших гораздо более ранние даты. Скажем, взятый в плен в начале войны капитан Красько (адъютант командира 661-го стрелкового полка 200-й стрелковой дивизии), на допросе 26 июля 1941 года показал, что «в мае 1941 года среди офицеров господствовало мнение, что война начнётся сразу после 1 июля» (« Stalin’s War of Extermination.1941–1945», с. 83).
Третья точка зрения – Виктора Суворова, озвученная им в знаменитом «Дне М». Напомню: он считал, что, как скоро затеянное Советами развёртывание войск второго стратегического эшелона должно было закончиться к 10 июля, то, по логике, Красная Армия должна была напасть на Германию, Румынию, Финляндию и, возможно, Венгрию, не дожидаясь его окончания – в воскресенье 6 июля 1941 года. Существует и другая – условно «производная» от неё дата «Дня М»: скажем, Игорь Бунич считает, что нападение планировалось всё же на 10 июля – после полного окончания развёртывания первого и второго стратегических эшелонов. У меня имеются определённые сомнения по поводу обеих дат – и 6, и 10 июля. После недавнего прочтения «Разгрома» стало ясно, что такие же сомнения появились и у самого Владимира Богдановича (см. В. Суворов, «Разгром», с. 212). Поясню причину своего скептического отношения.
Во-первых, уже 17–21 июня, как было продемонстрировано в других книгах «Большой войны», почти к самой границе (а порой и к самым пограничным столбам) были выдвинуты (или выдвигались) все боеспособные механизированные соединения Красной Армии – мехкорпуса, отдельные противотанковые бригады РГК, а также артполки всевозможного подчинения. Подобные переброски перед началом внезапного нападения делаются за один-два дня до начала самих «событий». Интересно, что немцы сделали то же самое и сделали практически в то же время – с 18 по 21 июня. 19 июняв «предвоенную» готовность № 2 был приведён и Военно-Морской флот СССР. По словам Игоря Бунича (к сожалению, он не сообщил об источнике информации), одновременно моряки получили предупреждение: ждать объявления «военной» готовности – № 1, а флотская авиация была приведена в полную боевую готовность («Фатальная ошибка Сталина», с. 823).
Во-вторых, обратим внимание на приподнятую милитаристскую суету, царившую субботним утром 21 июня 1941 года в Кремле и военных учреждениях, описанную некоторыми источниками. В частности, об этом писал якобы «ушедший на войну» 21 июня редактор «Красной звезды» Д.Ортенберг («Июнь—декабрь сорок первого», с. 5). В этот день высшее политическое руководство СССР почти непрерывно заседало и принимало важные решения в отношении неизбежно предстоявшей войны. Например, были приняты решения о создании Группы армий резерва Главного командования под руководством С. Будённого и об образовании Южного фронта (с созданием управления на базе командования Московского военного округа). Все высшие военные руководители – нарком обороны Тимошенко, начальник Генштаба Жуков, замнаркома обороны Мерецков – собирались выехать в приграничные округа. Отметим также, что Мерецков таки выехал в Ленинград ещё до начала войны, а Жуков вылетел на Украину после обеда 22 июня.
Адмирал Н.Г.Кузнецов абсолютно прав, утверждая, что, по заведённой Сталиным практике, подобные выезды ВИПов происходили накануне начала «крупных операций» (см. «Накануне», с. 266). Ключевое в этом нечаянном признании слово – «накануне». Скажем, если бы ещё находившиеся в Москве немецкие (или, скажем, японские, румынские или турецкие) дипломаты узнали, что все главные советские военные – министр обороны Тимошенко, его заместитель Мерецков, начальник Генштаба Жуков и пр. – вдруг исчезли из Москвы, они наверняка пришли бы к выводу: «Жди беды!» О том, что ехать в западном направлении они и их помощники собирались совсем не в связи с предстоявшим (и якобы «внезапным») нападением немцев, я подробно говорил в других работах цикла. Мой вывод: «крупная операция» должна была начаться в считаные дни (а то и часы) после отъезда упомянутых военных и партийных контролёров-надзирателей из Москвы. Иначе подобный отъезд мог послужить для немцев той самой «провокацией», которой так боялся Сталин: они могли бы ускорить нанесение упреждающего удара, что называется, «с испугу».
В-третьих, настораживает большое количество высших советских военных и шпионских руководителей, не спешивших домой в субботу вечером 21 июня – ещё до получения звонков о возможности немецкого вторжения (на самом деле, это слово пока даже не произносилось – во всех случаях речь шла о «провокациях»), которые, как утверждает адмирал Н.Г. Кузнецов, раздались лишь около 23.00 по московскому времени – после возвращения Жукова и Тимошенко с совещания у Сталина. В своих кабинетах сидели не только всполошившиеся после получения последних разведданных Тимошенко и Жуков (см. «Воспоминания и размышления», с. 235). На службе, согласно мемуарам Георгия Константиновича, в эту ночь находились все командующие фронтами (бывшие начальники приграничных округов – Ленинградского, Прибалтийского, Белорусского, Киевского и Одесского). В своих офисах сидели нарком флота Н.Г. Кузнецов, а также все прочие флотские начальники (см. «Накануне», с. 298). Не торопились к жёнам главком Северного флота А.Г. Головко (см. «Вместе с флотом», с. 24), глава диверсантов НКВД П.А. Судоплатов (см. «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы», с. 185), его начальник Меркулов и руководство Разведупра. Военные разведчики, по словам А. Колпакиди и А. Севера, вообще проводили в ночь с 21 на 22 июня загадочные «штабные учения», в ходе которых «отрабатывались вопросы организации разведки при возможном нападении Германии» («Разведка в Великой Отечественной войне», с. 35). Соответственно, начальник Разведупра Голиков, его замы и весь аппарат военной разведки должны были находиться на службе – точно так же, как и их коллеги из НКВД. Интересно отметить, что, по словам тех же авторов, несмотря на ночные учения в выходные дни со столь красноречивой тематикой, «внезапное нападение 22 июня 1941 года гитлеровской Германии на Советский Союз застало советскую военную разведку неподготовленной к работе в условиях войны» (там же, с. 34). А. Колпакиди и А. Северу, похоже, и в голову не пришло, что эти два утверждения, помещённые к тому же на соседних страницах, являются по сути взаимоисключающими. Впрочем, это далеко не единственное абсурдное несоответствие между словами и конкретными делами, которое ваш покорный слуга встретил при анализе описаний различными авторами событий 21 и 22 июня 1941 года. На каком-то этапе я просто перестал удивляться подобным откровенным несуразностям. Но вернёмся к вопросу о «великом сидении» в ночь с 21 на 22 июня...
Судя по словам Жукова, Кузнецова и прочих мемуаристов, на службе в ту субботнюю ночь находились не только сами начальники, но и их подчинённые – сотрудники Наркомата обороны, Генштаба, Главного штаба флота, руководящих структур спецслужб и т.д. Думаю, не будет преувеличением сказать, что вместо заслуженного за напряжённую предвоенную неделю отдыха, на своих рабочих местах оказались сотни (если не тысячи) руководящих лиц и штабных работников Красной Армии, флота и секретных ведомств. Всё это «великое сидение» происходило якобы «по наитию» – мол, некое нехорошее предчувствие одновременно охватило всех этих и многих других, явно бывших в курсе происходившего, номенклатурных начальников (в том числе и гражданских, находившихся, к тому же, не только в Москве, но и в «провинциях») вне зависимости от того, что собирались совершить немцы в летнюю субботнюю ночь с 21 на 22 июня.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
