Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Ладно… Вспомнил, что кошка у меня осталась, какой сети на дне нашаривал… Размотал скорей шнур, бросаю… Зацепил… Потом думал часто – зря. Авось не потонул бы как-нибудь, уцепился бы уж за лодку разбитую… Зато сны бы эти поганые не видел…
Эх, наливай, нет моих сил все это вспоминать трезвому…
Лучше бы там…
Ну ладно… “Машка” плывет, я на буксире. Не кричу больше, понимаешь? Не тянет звать их что-то… Подтянул я казанку к катеру, шнуром привязал, запрыгнул к ним… К ним… На корме – никого. В рубку голову сую – пусто. Нет Саньки… Рычаг газа на фиксаторе стоит, на среднем ходу… А по носу, совсем рядом, барашки белые взбухают – Крест!
Я скоком за штурвал, удивляться некогда – разворачиваю, газ на полный… Едва успел. Отвел катер подальше от переката – в каюту… И, знаешь, уже готов был, что там увижу… Разное видывал и знаю, как из-за поллитры глотки режут, а уж за иконы старые… Не они первые, бывали тут всякие любители, и бывало с ними всякое… Думаю: лишь бы не Саньку. А про Адель, странное дело, не вспомнил… Хоть и зацепила она меня крепенько.
Короче, влез я каюту, ко всему готовый… Думал, что ко всему… Зря думал…
Никого. Совсем никого. Ни живых, ни мертвых. Крови нет, икон не видно… Я назад, там напротив рубки отсек крошечный – гальюн, значит. Ручку рву – заперто! Изнутри заперто! Мать твою, вот вы где… Как я эту дверцу в один момент голыми руками разпиздрячил – сам не знаю. И кого я там найти думал – тоже не знаю, и двоим не вбиться, не то что пятерым… Ополоумел…
Но там и одного не было. И не спрашивай, как он там заперся и куда потом просочился – в слив, что за борт ведет, едва кулак просунешь…
Мутно мне стало, чувствую – штормит, ноги косятся… Да какое за борт попрыгали… Это те не боинг, автопилотов нету… Чуть выше излучина… Поворот, понял?! Если б у штурвала там никого не было, до меня “Машка” никак бы не доплыла – в берег ушла бы… А как из-за поворота выскочила – тут уж я с “Целки” глаз не спускал! Отвернулся, говоришь? На секунду? Ага… И они в ту секунду залпом за борт, все пятеро. И с камнями на шее… А один затем руку в сортир снизу просунул – дверь запереть…
Снова в каюту, смотрю внимательно, понять пытаюсь… Хотя знаю… нет, не знаю, чувствую – ничего и никогда тут не поймешь… На столике там – бутылочка коньяка, плоская такая, махонькая… стопочки-наперстки налиты, четыре штуки… пепельница… Бычков в ней нет, пепел только, но… дым вот… Знаешь, я никогда не курил, нюх хороший… Чувствую – дым табачный ле застарелый. Совсем свежий дым, чуть не горячий…
От беды койки поднял, под ними глянул, где спасжиле-ты хранятся… Что, что… А ничего! Жилеты есть, трупов нету… Зато опускаю койку, и… нашел кое-что – в спинке воткнутое… не знаю что… шабер? – не шабер, на финку тоже не похож… старинная штучка, из серебра вроде как… Причем воткнут глубоко, по самую крестовину… в интересном таком месте… Нут-ка подвинься… да в эту сторону, покажу на спинке стула… Во! Аккурат сюда… Смекаешь? Как раз напротив сердца… Только сердца нет… И крови ни капли… Ничего нет… Хотел я коньяку глотнуть, чуть взбодриться… Не могу! Прикинь? Не могу себя заставить – ни к бутыльку, ни к стопкам прикоснуться… Нет, ты представил? Я – и выпить не могу?!
Ну что… Больше на этой скорлупке искать их негде… И чувствую я – не получится у меня этот корабль-призрак в Парму привести… И даже к берегу в Курье причалить – не получится… Страшно… За штурвал сесть страшно, за ручку газа взяться страшно… Только что, у переката, не побоялся по запалу – а сейчас не могу… Головой верчу как заведенный – все кажется, кто-то сзади…
Короче, заглушил я мотор, прихватил багор на корме – и в казанку… Ножом по шнуру полоснул – пускай “Маша-Целка” своим ходом в Парму плывет… Без меня как-нибудь… Не доплыла – напоролась на каменюгу как раз на Ольгином Кресте и затонула чуть ниже…
А я кое-как багром до берега добултыхал… В палатку – и весь остаток водки за раз и того… Кореша вернулись – лежу, мычу, ничего не рассказываю… И потом не рассказал. Никому…
Что дальше? Искали их, не нашли. Никого из пятерых не нашли. Я, когда в верховьях бывал, думал иногда: разыскать, где Санька причаливал, должны были следы какие остаться… И попробовать до деревушки той добраться – может, прояснится что? Пару раз за этим нарочно туда ездил, да с дороги возвращался – не мог… Как вспомню – разворачиваю дюральку – и по газам…
Марья, Маша-то, замуж вскоре вышла… За городского, из Питера, – но корни с наших мест имел… Ну и… Там у вас и живут, дите вроде у них… Не знаю, сюда не наведывались.
Вот и вся сказка, хочешь верь, хочешь нет… Конец бутылке, конец истории… Пора и на боковую, мне рано утром сети снимать… Да нет, тут стоят, недалече… В Синюю Курью я больше ни ногой, хоть место и рыбное…
Что? Ишь ты…Догадлив, однако… Х-хе… Да, было дело… Не только багор я с “Машки-Целки” прихватил, не только…
Ладно, уговорил… Подожди, сейчас… Подальше держу, мало ли… Ну на, смотри… Серебро? Старинная штучка, продать бы ее, но… Не могу расстаться… Знаешь, если б не она… Подумал бы, что пьяный в палатке провалялся, что привиделось все…
Никому ее не показывал. Никогда. И не рассказывал никому. А знаешь, почему тебе рассказал? И показал? Нет, брат, не за водку твою, не за культурное обращение, нет…
Глаза у тебя такие же. Те же самые, что мне пять лет снятся. И взмах тот снится, и “Машка”, вдали исчезающая…
Вот так вот Адель и смотрела… Именно так… Не смотри так, будь другом. Не надо. Не смо…
Старшина Косаргин никакого криминала не обнаружил – пил Гаврилыч крепко, все знали. Хоть и глотал что казенную, что первач, как воду, без видимых глазу последствий – но свой-то организм ни твердой походкой, ни уверенной речью не обманешь… А вчера, похоже, усидел три поллитровки в одиночку за вечер – и не выдержал мотор у старого браконьера.
Доктор Волин, с большим трудом извлеченный из участковой больницы и из недельного запоя, явился в обнимку с трех-литровкой разведенного медицинского и вписал недрогнувшей рукой в нужную графу: сердечная недостаточность. Недрогнувшей – это выражаясь фигурально. Кисть тряслась, как на вибростенде, почерк был самый “медицинский” – нечитаемый.
Отыскав в спартански обставленной халупе документы умершего, Косаргин удивился дважды. Сначала возрасту, потом имени – Гаврилыч оказалось не отчеством, как много лет все вокруг считали – скорее, образованным от имени прозвищем. Звали покойного Гавриил.
Вскрытия не проводили.
Небольшой старинный кинжал в доме Гаврилыча не нашли.
Да и не искали.
ЧАСТЬ I
ЖЕСТОКОСТЬ
Рассмотрим вопрос об эпиграфах, господа кадеты. Даю под запись: эпиграф есть цитата, помещаемая автором перед текстом либо его частью. Записали? Продолжим. Эпиграф выполняет три тактические и одну стратегическую задачу. Первая тактическая задача: показать, как умен и трудолюбив автор. Он (автор) – читал мемуары Киёмасы Като о походе в Корею и даже не поленился при этом переписать пару фраз. Вторая, диалектически развивающая первую: показать, как глуп и ленив читатель – он (читатель) не читал означенных мемуаров и ничего не выписывал. Третья: пояснить идею произведения (для неумеющих уяснить ее из текста либо для текстов, идеи не имеющих). Задача стратегическая: увеличить количество авторских листов и, по возможности, сумму гонорара. Посему: Отставить эпиграфы!
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
