Но, так или иначе, спасибо Мосалову, что предупредил. Дело-то вон куда поворачивается!
Как я обычно работаю, я и сам не знаю. Только дело у меня ладится. Выхожу я на сцену и сам-то себе нравлюсь. Просто горжусь собой, как волк из «Ну, погоди!». Пиджак у меня — пиджак-шкаф с откидными карманами. Один карман спереди, два по бокам. Откидываются они, как мосты у замка, и на цепочках висят. Хочешь вазочки ставь с цветами, хочешь работай, как за письменным столом. Все на мне яркое, несусветное — красивый я!
Обычно я хорошо работаю, а сейчас настроение у меня тошное. Только что певцы выступали. Теперь гимнасты будут. Им нужно много аппаратуры. И наша задача с Топилиным тянуть время. Слава богу, что мы на пару с ним работаем. Выручай, брат Топилин!
Выходим на сцену с разных сторон. Идем по кругу и кричим:
БУЛТЫХ. Эге-гей! «Емельян Пугачев»! «Емельян Пугачев»!
ТОПИЛИН. Эге-ге-ге-гей! БУЛТЫХ. Эге-ге-ге-гей!
ТОПИЛИН. Эге-ге-ге-гей-э-э-э-ге-ге-ге-ге-гей!
БУЛТЫХ (передразнивая). Эге-ге… ге-ге… ге-ге. Раскричался тут! Эге-гей! Ходит и кричит! Ходит и кричит! Разорался тут, как «Емельян Пугачев»!
ТОПИЛИН. При чем тут Емельян Пугачев? Емельян Пугачев — это такой народный вождь.
БУЛТЫХ. Насмешил. «Емельян Пугачев» — это такой пароход.
ВМЕСТЕ. Здравствуйте, ребята! Дорогие школьники и школьницы!
ТОПИЛИН. Пионеры…
БУЛТЫХ… и пионерки.
ТОПИЛИН. Октябрята…
БУЛТЫХ… и октябрюнки, то есть октябрюшки…
ТОПИЛИН. Может быть, октя-брюки? Или октя-валенки? Эх, ты! Надо говорить — октябрята-мальчики, октябрята-девочки.
БУЛТЫХ. Понятно. Москвичата-мальчики и москвичата-девочки!
ТОПИЛИН. Да нет! Дорогие москвичи и москви… чоночки… То есть москвичин-чики…
БУЛТЫХ. Москви-чайнички! То есть москви-ложечки!
ТОПИЛИН. Москви-тарелочки! Москвиведрышки!
БУЛТЫХ. Москви-чайные сервизики! Москви-чимоданчики!
ТОПИЛИН. Короче, всем-всем привет!
И пошло-поехало! У нас с Топилиным есть одно правило — в каждый номер вставлять что-то непредвиденное. Для нервности. Вот сейчас октябрюшки выскочили. Я их подсунул. А не надо бы. Тихомиров ведь начеку. И пришьет он мне подрыв Всесоюзной октябрю… в общем, Всесоюзной организации дошкольников.
А с товарищеским судом это они хорошо придумали. Суд ведь может возбудить ходатайство об увольнении. И мое место сразу всем ясным становится. Я — подсудимый. Я руководителя оскорбил. И никакой я не борец за юмор, за лучшую деятельность организации под названием Циркконцерт.
Дело это куда серьезнее оказывается, чем я предполагал. Права бабушка Вера Петровна. Светлая голова! Подарить бы ей десять лет моей жизни.
ГЛАВА N + 4
(О всемирной справедливости)
Если вы думаете, что я всегда клоуном был, вы ошибаетесь. И кем только я не был! И школьником, и сборщиком на заводе, и студентом-заочником, и инженером. И везде со мной не знали что делать.
Вот, к примеру, завод и история моего первого выговора — за разгильдяйство в рабочее время.
Работаю я в первую смену. Собрал свой автопилот, а следующий начать не могу. Деталей нет. Все как делают? Кто в курилку — анекдоты слушать, кто книжку под столом читает, кто незаметно карманный приемник ладит. Благо, деталей государственных хоть пруд пруди. Главное, чтобы начальство не видело, что люди бездельничают.
А мне все это надоело. Не хочу прятаться. Принес я с собой матрас надувной, накачал его и спокойно спать укладываюсь. Рядом со столом. Мастер наш Колбасин увидел и в крик:
— Что это за новости?!
— Ничего, — говорю.
Колбасин разозлился, начальника цеха позвал:
— Вот, смотрите! Цирк на работе устраивает! Спит за государственный счет.
Начальник цеха т. Нестеркин говорит:
— Ты не горячись, Колбасин. Давай разберемся, с чего бы он так? Тут нельзя рубить с плеча. Может, человек заболел. Может, из сил выбился. Может, просто с ума сошел.
Стали разбираться.
— Конечно, сошел, — решили. — Надо людей из дурдома вызвать.
Тут еще начальство подошло — слух по цехам прокатился: сборочный среди дня мертвый час устраивает — на матрасиках спят. Сам Дмитриев — главный инженер — влетел. Кричит:
— Ты свой «Руб» собрал?!
— Собрал.
— Почему следущий не начинаешь?
— Радиоламп нет.
— Как нет? Начальника лампового цеха сюда. Выговор ему! Лишить премии.
— А я при чем? — кричит начальник. — Я ни при чем, у меня вакуумная установка не работает.
— Почему не работает?
— Ремонтники отладить не могут.
— Начальника ремонтного цеха ко мне. Выговор. Лишить премии. Почему отладить не можете?!
— Насосов вакуумных на складе нет. Отдел снабжения не завез.
— Почему не завезли? Начальник снабжения отбивается:
— У нас заявок не было, а запас кончился.
— Обоим выговор! Обоих премии лишить! Лодыри!
Сборщики сроду такого не видели. Вот, оказывается, как главный производственные совещания проводит. Вот почему от него среднее начальство с валидолом вываливается. Тут он снова ко мне:
— А ты, раз такой умный, инструмент бы свой в порядок привел. Паяльники, осциллограф, тестеры.
— А у меня они, — говорю, — всегда в порядке.
Проверили — идеал. Хоть сейчас на выставку. Мастер Колбасин даже зубами заскрипел от раздражения.
— Ну, ладно, — говорит главный, — если у тебя все так хорошо, почему бы тебе о производстве не подумать — рацпредложение не подать?
— А я, — говорю, — уже три подал. Да все никакого ответа нет.
— Начальника БРИЗа сюда! Привели начальника.
— Понимаете, мы сейчас заняты. Мы стенд к юбилею оформляем.
— Весь оформили? Или еще есть место? — спрашивает главный.
— Есть еще.
— Вот там и поместите мой приказ. Выговор. Лишить премии.
Короче, через этот мой матрас ползавода премии лишилось.
— А мне что делать? — спрашиваю.
— А ничего, — говорит главный Дмитриев. — Спи, к чертовой матери!
И таких случаев у меня сколько хочешь было.
ГЛАВА N + 5
(Грамота за организацию курсов для школьников)
Вот еще случай моей заводской работы. Пришло к нам письмо из соседней школы. Дирекция просила прислать лучших представителей завода. Чтобы они могли рассказать старшеклассникам о заводе, о профессиях, о наших приборах и проблемах. А то ребята школу кончают, а чем заниматься, не решили. Некогда им было решать — успеваемость их заедала. И любовь, и дружба.
