Но Трешем, казалось, не расслышал ее слова. Он привык повелевать и желал, чтобы его распоряжения выполнялись беспрекословно. Возможно, он не собирался взваливать на хрупкие плечи девушки всю тяжесть своего тела, но получилось именно так. Боль же при ходьбе оказалась настолько острой, что все, испытанное им до этого, могло бы показаться комариным укусом.
– Это ты виновата, – процедил он сквозь зубы, сделав очередной мучительный шаг в сторону хирурга; расстояние между ним и доктором каким-то мистическим образом многократно увеличилось. – Поэтому ты будешь делать то, что я тебе прикажу, и держи свой дерзкий язык за зубами, не то пожалеешь.
Лорд Оливер надевал сюртук. Виконт Рассел, уже успевший убрать в ящик его оружие, направился за пистолетом герцога.
– Лучше бы вам на время забыть о гордости и позволить друзьям отнести вас, – сказала девушка.
Она шла прямо, нисколько не сутулясь под весом Трешема. Несмотря на хрупкое сложение, девушка оказалась довольно сильной. К тому же, как успел заметить герцог, весьма привлекательной. Впрочем, он не был удивлен ее выносливостью – ведь девушки из низшего сословия с детства приучены к физическому труду. Наверное, ей не привыкать и к побоям хозяина – с ее-то характером… Во всяком случае, Джоселин впервые в жизни встретил столь дерзкую служанку.
К тому времени как герцог наконец-то добрел до одеяла, он чуть не умер от боли. Еще немного – и он бы потерял сознание.
– Ложитесь, ваша светлость, – сказал доктор. – Я должен как можно быстрее осмотреть вас. Откровенно говоря, мне очень не нравится ваша рана. Наверное, придется ампутировать ногу, чтобы спасти вам жизнь.
Доктор говорил об этом так, как мог бы говорить парикмахер, собравшийся отрезать локон, не желающий укладываться в прическу. Этот хирург когда-то служил в армии в полевом госпитале и отрезал своим пациентам конечности с такой же легкостью, с какой цирюльники стригли волосы. По мнению доктора, существовали лишь два по-настоящему действенных способа лечения – кровопускание и ампутация.
Джоселин витиевато выругался.
– Но вы же не можете ставить такой ужасный диагноз, даже не осмотрев как следует рану! – воскликнула служанка. – Согласитесь, для вашего пациента последствия станут настоящей трагедией.
– Конан, седлай моего коня, – сквозь зубы процедил Джоселин; боль усиливалась, и он с трудом удерживался от стона.
Приятели герцога тотчас же оживились.
– Трешем, это безумие! – воскликнул один.
– Воспользуйся моим экипажем, Трешем, а я пойду пешком, – предложил другой. – Потом пришлешь мне коляску.
– Не подходи к нему, Броум. Видишь, он не в себе.
– Держись, старина! Покажи им, чего ты стоишь.
– Подайте мне коня, черт возьми, – прошипел Трешем. Он с силой сжал плечо девушки, но она и виду не подала, что ей больно. Лишь вполголоса проговорила:
– Теперь я наверняка опоздаю и потеряю место.
– Вот и прекрасно, – проворчал Трешем.
Несмотря на протесты хирурга, друзья выполнили просьбу Джоселина и подвели ему коня.
– Замолчите! – презрительно бросил Трешем, повернувшись к доктору. – Добравшись до дома, я вызову своего личного лекаря. Ему я доверяю больше, чем вам. У него, во всяком случае, хватит ума на то, чтобы не предлагать мне ампутацию. Помоги мне забраться на коня, – сказал он, взглянув на девушку.
В этот момент к герцогу подошел Оливер.
– Я не считаю, что получил сатисфакцию, Трешем, – проговорил лорд Оливер срывающимся голосом. – Хочу, чтобы вы знали об этом.
Оливер был смертельно бледен; руки его дрожали. Глядя на него, можно было подумать, что это именно он получил серьезное ранение.
– Не сомневаюсь, – продолжал Оливер, – что вы воспользуетесь этим досадным инцидентом для того, чтобы окончательно обесчестить мое имя. И все станут насмехаться надо мной, когда узнают, что вы допустили этот оскорбительный жест – выстрелили в воздух.
– Надо полагать, вы предпочли бы умереть?
Что касается самого Джоселина, то он сейчас предпочел бы быть покойником – мертвые не чувствуют боли. А боль все усиливалась, и требовалась редкостная сила воли, чтобы не потерять сознание.
– Если вам дорога жизнь, впредь вы будете держаться подальше от моей жены, – сказал лорд Оливер. – В следующий раз я не стану оказывать вам незаслуженную честь, вызывая на поединок, Я просто пристрелю вас как собаку. Вы вполне этого заслуживаете.
Не дожидаясь ответа, лорд Оливер зашагал прочь.
– Позор! – послышалось со всех сторон.
Однако в возгласах зрителей звучало не столько осуждение, сколько разочарование – ведь их лишили захватывающего зрелища. Многие не отказались бы посмотреть, как раненому ампутируют ногу прямо на зеленой травке Гайд-парка.
– Я сказал, помоги мне сесть на коня! Ты слышала?! – Джоселин по-прежнему опирался на плечо служанки.
Конан же тем временем держал под уздцы Кавалера, гнедого герцога.
Если бы на карту не была поставлена его честь, Джоселин, возможно, так и не смог бы взобраться на коня. Конан, хоть и не одобрял действия друга, молча помог ему.
«Если даже одна пуля причиняет такую боль, то что же сказать о страданиях тех, кто получал сразу несколько? Они, должно быть, настоящие мученики», – думал Трешем. Что бы герцог ни говорил хирургу, он и сам не был уверен в благополучном исходе. Пуля застряла очень глубоко и вполне могла вызвать заражение. Трешема мутило при одной мысли о том, что его ожидало. Стиснув зубы, он взял поводья из рук Конана.
– Я поеду с тобой, Трешем, – сказал ему друг. – Но уверяю тебя, ты сглупил.
– А я поеду с другой стороны, – вызвался виконт Кимбли. – Чтобы тебя подхватить, когда ты начнешь падать. Но ты молодец, Трешем, – добавил виконт, – Хорошо осадил этого коновала.
Служанка взглянула на герцога.
– Я уже полчаса как должна быть на месте, – заявила она. – Опоздала же из-за вашей идиотской дуэли.
Джоселин хотел сунуть руку в карман сюртука, но вдруг заметил, что на нем по-прежнему лишь рубашка и бриджи.
– Конан, поищи в кармане моего сюртука соверен, – проговорил герцог в раздражении, – а когда найдешь, брось его этой девке, пожалуйста. Полагаю, эта сумма с лихвой покроет ту, что ей платят за полчаса работы.
Но служанка не стала дожидаться подачки. Девушка уже шагала в сторону рощицы, и было совершенно очевидно, что она оскорблена и возмущена.
Барон Поттер, глядя ей вслед, с усмешкой проговорил:
– Хорошо еще, что эти модистки не могут вызывать на поединок пэров Англии. Иначе завтра утром пришлось бы тебе, Трешем, снова стреляться. И знаешь, – добавил он со смешком, – я крепко подумал бы, прежде чем ставить на тебя.
