Муж пошел к машине, оставленной у дороги, открыл дверцу. Обернулся и помахал мне. Я ответила ему вялым жестом. «Опель» медленно тронулся с места, набрал скорость и влился в поток машин на набережной.
– Славный у тебя муж, – заметил Ванек.
Я быстро обернулась и отругала его за то, что напугал. Несмотря на солидную комплекцию, бороду и усы, Ванек часто напоминает мне школьника.
– Злая ты, мать. Нечуткая.
Но мне уже и так стало стыдно.
– Прости. Настроение на нуле. Осталась одна на целый месяц.
Ванек встрепенулся:
– Пашка отбыл в командировку? Ну и чего ты печалишься? Подумаешь, Ярославна на сторожевой башне! У тебя есть отличная возможность пожить в свое удовольствие! Например, пригласить меня в гости и угостить хорошим кофе!
Мне стало смешно. Странные у Ваньки представления о моих удовольствиях. Но сидеть целый вечер одной в огромной пустой квартире еще хуже, чем сидеть там в обществе Ваньки. К тому же у него есть машина. Немолодая потрепанная «Газель» с кузовом, в который так хорошо помещаются картины. По крайней мере доеду до дома со всеми удобствами.
– Договорились, – сказала я. – Собирай манатки.
– О! – обрадовался Ванек. – Незапланированный банкет! А пожрать что-нибудь дашь?
Хозяйка я никудышная, поэтому содержимое своих закромов помню плохо.
– Не знаю. Найдется что-нибудь. Пашка дня три назад ездил в «Ашан», наверное, еще не все съели.
– Понятно, – резюмировал Ванек. – Ну и жена из тебя! Я бы уже давно такую выгнал. Интересно, почему тебя муж терпит? Надо полагать, из-за Левитана.
Ванек рассмеялся, довольный плоской остротой. Меня передернуло.
– Как ты смеешь?!
– Пошутил, пошутил, – сдался Ванек. – Не закипай. Ладно, я сегодня при деньгах. Заедем в магазин, купим продукты. Я еще тебя накормлю, заморыш! Давай собирай барахло.
Картины были уложены в кузов и накрыты брезентом. Через двадцать минут мы с Ванькой уже пили кофе из термоса в теплом салоне «Газели».
– Нет, ты подумай! – возмущался Ванек. – Начало сентября! А холод такой, будто конец октября!
От теплого кофе меня потянуло в сон. Хотелось поскорее добраться до дома, сесть в уютное мамино кресло, укрыться стареньким пушистым пледом и закрыть глаза.
– Ну что? – спросил Ванек. – В магазин? Я тебе не Пашка! Духовностью не питаюсь!
Я с трудом подавила раздражение. Нет, ну сколько можно напоминать даме, что хозяйка она отвратительная?!
– Хорошо, поехали. Только давай побыстрей. Я домой хочу.
– Это я понимаю. В такой дом я бы тоже возвращался с удовольствием. Я другого не понимаю. Какого черта ты сидишь на набережной со своими… – Ванек вовремя спохватился и закончил вполне приличным словом: – копиями?
Я потерла уголок рта. Обидеться, нет? Решила не обижаться.
– Понимаешь, Вань, нормальному человеку нужно работать.
– Зачем?
– Чтобы не превратиться в обезьяну. Я же получила хорошее образование.
– И что? Я получил такое же образование!
– Если мы не станем работать, то для чего мы учились? Зачем время тратили?
Ванек помолчал, переваривая столь серьезную информацию.
– Нет, это, конечно, правильно, – начал он неуверенно. – Я другого не понимаю. Работают для чего? Чтобы денег заработать! А на моей памяти ты это сделала всего два раза. Одну картинку продала за пятьдесят долларов, вторую за восемьдесят. Хороший навар за два месяца! В метро больше насобираешь!
– Я этому не училась, – ответила я холодно.
– Да ладно тебе выпендриваться! Училась, не училась… Жизнь сейчас другая! На коммерческой основе! Не продал – не поел! Вот так! Хотя… – Ванек пожал плечами. – У тебя муж хорошо зарабатывает. В случае чего прокормит.
Я почувствовала скромную гордость за Пашку и подтвердила, что мой муж прокормит.
– Вот я и говорю: какого хрена ты сидишь на этом ветру? – Ванек затормозил возле супермаркета. – Сиди здесь, – велел он. – Следи за картинами. Я быстро.
Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Ну вот, Пашка уехал, я осталась одна. Не люблю это состояние. Квартира превращается в огромный необитаемый остров, а сутки начинают тянуться как резина. Ни в одну свою командировку дольше чем на неделю Пашка пока не уезжал. А до того как мы поженились…
Я устроилась поудобнее, плотнее запахнула шаль. Кажется, уже побаливает горло. Так, на чем это я остановилась… Ах да!
Так вот. До того как мы с Пашкой поженились, я жила в окружении «придворных». Так моя подруга Катька называла наших многочисленных домашних работников. Мама часто уезжала на гастроли, поэтому ее я помню смутно. Можно сказать, почти не помню. Зато в гостиной висит ее великолепный портрет, выполненный известным художником. Мама там вышла необыкновенной красавицей с холодным выражением гордого лица. На ней костюм принцессы Эболи из «Дона Карлоса», и мама напоминает Снежную королеву. Не люблю этот портрет, но снять со стены рука не поднимается.
Мама умерла внезапно: прямо после концерта, в гримерной. Оторвался тромб. Врачи предупреждали маму о том, что такое возможно. Уговаривали бросить пение и заняться чем-нибудь другим. Мама всегда смеялась, слушая подобные советы. Действительно, чем могла заняться оперная певица в пятьдесят лет? Пледы вязать? Устраивать благотворительные базары? Вышивать крестиком?
В общем, после смерти мамы я осталась одна – глупая девица с опытом домашнего котенка. Гулять по жизни самостоятельно мне никогда не доводилось, поэтому столкновение с реальностью оказалось сокрушительным событием. Штат домашней прислуги мгновенно разбежался, причем после их ухода я недосчиталась серебряных столовых приборов и позолоченных конфетниц. Нужно было заняться организацией похорон, а я не знала, как это делается. Если бы не Катька и не Пашка, даже не представляю, что бы со мной было.
После похорон возникла необходимость как-то зарабатывать себе на жизнь. Несмотря на огромное количество ценностей, вроде ювелирных украшений, дорогой посуды, мебели, современной техники и тому подобного барахла, денег после мамы почти не осталось. Не мудрено. Мы всегда вели рассеянно-богемный образ жизни, и я как-то не задумывалась над тем, что будет дальше.
Несколько робких попыток устроиться на работу не увенчались успехом. Зарабатывать деньги с дипломом Суриковского училища оказалось не так-то просто. Я отнесла в скупку одно из многих маминых украшений и какое-то время продержалась на полученные деньги. Потом ко мне пришла Катька и сурово спросила:
– Так и будешь продавать семейные цацки?
– Не знаю. Наверное, буду.
– А когда все продашь? – поинтересовалась она. – Тогда что? За картины примешься?
