Выйдя из машины, я посмотрела на часы. Двадцать три-одиннадцать. Аромат жасмина сменился едким запахом копченого перца чили, источником которого был лоток по продаже маисовых лепешек, расположившийся в том же квартале.
— Лейтенант!
Молодой офицер по фамилии Бейкер, вышколенный парень с невероятно прямой спиной, который выглядел так, словно, случайно отклеившись, свалился с плаката, призывающего вступать в ряды доблестной армии США.
— Это вы приняли вызов?
Он кивнул.
— Расскажите поподробнее.
— Нам сообщили о стрельбе…
Он сверился с протоколом. Офицер Бейкер — просто мастер по составлению протоколов.
— …в восемь часов тридцать пять минут. В восемь сорок две я был на месте. Подождал подкрепления две минуты, затем вошел. Следы взлома отсутствовали. Жертву вооруженного нападения обнаружил на территории разгрузочной площадки, лицом вниз, смерть, по-видимому, наступила от пулевого ранения в голову. К тому моменту, как подтянулись остальные подразделения, я оцепил два квартала.
— И?
Мысленно я вновь вернулась к моменту, когда Лэйси пустила в ход баллончик, а зрители конкурса красоты бросились врассыпную в поисках укрытия.
— Ничего. Задержали двух испанцев с открытыми бутылками пива,[2]но потом отпустили. Вернувшись, я обнаружил второго владельца магазина, спрятавшегося под витриной.
— Это он вызвал полицию?
— Не уточнил. Он был не в себе. Очевидно, магазин ограбили, и злоумышленники застрелили его партнера.
Иногда, когда молоденькие полицейские выражаются слишком заумно, словно они на телешоу, я чувствую себя вожатой младшего отряда скаутов или многодетной мамашей, хотя прелестей материнства мне и без этого хватит на несколько жизней.
— Свидетель внутри?
— Да, детектив Трэйвер осматривает место преступления.
Господи, спасибо тебе за маленькие чудеса! Я оставила офицера Бейкера с его протоколами и подошла к входной двери. Снаружи дверь была отделана кедром и навевала ощущение сродни тому, что описал Джек Керуак в «Биг Сюре»: «Я связан с каждым живым существом на планете». На двери висела деревянная табличка с надписью «Наш цвет зеленый». Я осмотрела замок, он был цел. На ручку криминалисты нанесли дактилоскопический порошок. В торговом зале имелось несколько больших охлаждаемых витрин, а в них — цветы в черных пластиковых ведерках с водой. В воздухе повис густой аромат, особенно чувствовались розы. Но в помещении витал и другой запах, пусть едва различимый, смешивавшийся с ароматами элитных сортов роз, — запах пороха.
— Ну, и как наша девочка?
В дверях, ведущих в подсобку, стоял мой напарник Дэйв Трэйвер. Крупный мужчина (рост около ста восьмидесяти трех сантиметров, вес — восемьдесят восемь килограммов) чуть за тридцать, с уставшим взглядом отца двухгодовалых девочек-близняшек. Дэйв всем говорил, что он бывший спортсмен и на первых курсах колледжа профессионально играл в футбол, хотя с каждым годом в это верится все труднее и труднее. На его лице играла таинственная улыбка, словно он ждал, что я открою ему какой-то секрет. Думаю, он считал себя Шкипером из известного сериала «Остров Галлигана», а меня — самим Галлиганом, которого Шкипер пренебрежительно называл Мой Маленький Дружок, хотя вообще-то я старше его на семь лет, да и по званию тоже, так что в нашей паре я старшая.
— Она победила, да? Я вижу по твоему лицу.
— Нет, на моем лице написано совсем не то, что ты думаешь.
Все, что касается детей, для Дэйва — своего рода белое пятно. Мысль о том, что крошечные совершенные создания, такие, как его девочки, могут вырасти и разочаровать его или что-то похуже, находится вне пределов его поля зрения. Дэйва трудно не любить, хотя порой эта черта мешает успешно справиться с работой полицейского.
— Ну же, колись. Она справилась?
Я вспомнила, как люди ныряли под кресла, пока Лэйси кричала слова, поставившие точку в ее карьере королевы красоты. «Вы убийцы!».
— Да уж, еще как справилась.
Глаза Дэйва стали огромными, как серебряные доллары, и заблестели от волнения. Мне ужасно хотелось пройти мимо любопытного напарника в подсобку и осмотреть тело. Некоторые люди, я имею в виду гражданское население, бегут от жизни, уезжая к океану или долго-долго гуляя в одиночестве, как Генри Торо, или бегая до тех пор, пока не выбьются из сил. А я предпочитаю осматривать места преступления. Все житейские мелочи улетучиваются прочь, как только я перехожу границу, обозначенную желтой лентой. Остается только молчание жертвы и то, что скрывается за этим молчанием.
Я посмотрела через дверь, ведущую на разгрузочную площадку, где и произошло преступление. Вот он, мой алтарь.
— Так ты собираешься мне рассказать? — нетерпеливо спросил Трэйвер.
В конце концов мне удалось перевести взгляд на напарника и выдавить из себя:
— Она не стала королевой.
По-видимому, Дэйв воспринял мое нежелание поделиться новостью как ужасное разочарование, поэтому обнял меня своей здоровой ручищей и сказал:
— Но она все равно будет участвовать в параде?
Мне пришло в голову, что бедняжке Дэйву ни за что не пережить переходный возраст своих двойняшек.
Я прошла в просторное подсобное помещение, служившее погрузочно-разгрузочной площадкой. Около двенадцати метров в длину и двадцать один в ширину, в торце — массивная подъемная дверь. Закрытая. Все свободное пространство занимали метровые букеты, половина — из роз всех мыслимых и немыслимых расцветок, а вторая — из экзотических цветов, о существовании которых я даже не подозревала. На потолке ряды ламп дневного света, из-за чего цветы казались светлее на пару тонов и возникало ощущение, что тропические растения сделаны из пластика.
Из-за края сортировочного столика, заваленного срезанными розами, торчали ноги убитого. В сандалиях и оранжевых носочках. Одна из сандалий свалилась и лежала в нескольких метрах от тела подошвой вверх. Между букетами цветов змейкой извивался ручеек крови, впадавший в сток в полу в центре подсобки. Как ни странно, цвет крови не изменился под действием флуоресцентных ламп. Ярко-алый ручеек стекал вниз и присоединялся к пластиковым карточкам, полиэтиленовым пакетам и пустым упаковкам из-под молока, чтобы всем вместе доплыть до Тихого океана через Лос-Анджелес-Ривер.
— Зачем, черт побери, стрелять в человека в оранжевых носках? Это неправильно, — буркнул напарник.
