Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Виктория остановилась и со всхлипом втянула воздух. Горе по отцу грозило перелиться через край, но она взяла себя в руки и закончила письмо:
Скучаю по тебе так сильно, что не выразить словами.
Она снова запнулась, не зная, стоит ли упоминать Ровену, но потом передумала. Пусть старшая сестра сама ищет пути примирения. Виктория твердо знала одно: для нее жизнь без лучшей подруги становится невыносимой.
С нетерпением жду ответа.
Целую, Вик
Затем пожевала кончик вечного пера и добавила строфу из поэмы Элизабет Браунинг «Мое сердце и я»:
Так чем я отплатить тебе могу —
Затворница печали? Чем любовней
Слова мои, тем глуше и бескровней.
Слезами, что я в сердце берегу —
Иль вздохами? Их на любом торгу
Возы, и вороха — в любой часовне.
Вот так. Теперь письмо закончено. Виктория убрала ручку с чернильницей и оставила листок сохнуть на столе. Затем встала и потянулась. Ей хотелось ринуться в заброшенное крыло и без промедления приступить к работе над следующей статьей, но Виктория понимала, что слишком взбудоражена. И тут она вспомнила о человеке, которого новости наверняка приведут в восторг. Надо рассказать няне Айрис — ведь именно она подала идею написать о лекарственных свойствах растений.
Часом позже Виктория сидела за столом в кухне пожилой женщины и с аппетитом уплетала сдобные булочки с кремом. Даже повариха тети Шарлотты, которую все звали просто Стряпуха и которая славилась своими талантами, не могла превзойти выпечку няни Айрис.
Крохотные окошки теплой, уютной кухни закрывали клетчатые занавески, а над раковиной в ряд висели кастрюли и ковшики. Тщательно вымытый каменный пол местами потрескался и истерся, но в целом небольшой дом был очаровательным. На Викторию тут всегда снисходило умиротворение.
— Чудесная новость, моя дорогая. Отец гордился бы тобой, — улыбнулась старая женщина.
Она стояла у плиты и помешивала отвратительно пахнущее варево. Тем не менее няня Айрис уверяла, что настойка поможет при трудностях с дыханием.
Виктория молча кивнула, у нее перехватило горло. Няня Айрис с пеленок растила ее отца и заодно научила всему, что сама знала о растениях, — так же как сейчас обучала его дочь.
Няня Айрис подошла к столу и погладила ее по голове. Хотя в ее присутствии девушка всегда ощущала себя ребенком, а не уверенной в себе молодой женщиной — образ, к которому Виктория стремилась изо всех сил, — от ласки няни Айрис неизменно становилось тепло на душе. Когда с ней носились Ро и Пру, она, как правило, обижалась на покровительственное отношение.
Вытерев руки о накрахмаленный белый передник, няня принялась перечитывать письмо, хотя просмотрела его уже трижды. Виктория сияла от счастья. Правильно она сделала, что пришла сюда.
Неожиданно пожилая женщина нахмурилась:
— А почему ответ адресован В. Бакстон, а не Виктории? Да еще и с припиской «многоуважаемый»?
Девушка запила последний кусочек булочки чаем.
— Хм? А, да. Я подумала, если подписаться полным именем, кто-нибудь меня вспомнит или догадается, что я дочь сэра Филипа. Я горжусь работами отца, но все же хочу добиться признания благодаря собственным заслугам.
— Весьма похвально, — пробормотала няня Айрис. — А других причин не было?
— Ну, я подумала, что так подпись выглядит солиднее. В. Бакстон. Разве нет? — Виктория широко улыбнулась, но при взгляде на лицо старшей подруги улыбка растаяла. — Что-то не так?
— Значит, этот редактор, Гарольд Л. Герберт, не знает, что ты женщина?
— Видимо, нет, — признала Виктория. — Но разве это имеет значение?
— Нет, конечно нет, — твердо согласилась няня Айрис и потрепала девушку по руке.
Тем не менее у Виктории зародились сомнения. Если разницы быть не должно, это не значит, что ее нет.
* * *
Над Саммерсетом нависло тяжелое зимнее небо — такое же унылое и тусклое, как настроение Ровены. За несколько недель после отъезда Пру старшая сестра выработала для себя целый набор привычек, призванных как можно меньше занимать ум и сердце. В последние четыре месяца столько всего произошло: умер отец, сестры лишились дома, где провели детство, сбежала Пруденс. Пустота казалась намного предпочтительнее безустанного хора сомнений и поисков своих ошибок.
Ровена снова подняла глаза к небу. При воспоминании о поцелуе на замерзшем озере пальцы бессознательно коснулись губ. Она не видела Джонатона уже несколько недель. Даже небо над аббатством Саммерсет казалось пустым и тихим без рева аэроплана. После разговора на катке пилот без объяснений забросил еженедельный ритуал. Ровена гадала, не обернулись ли попытки Джорджа положить конец ее дружбе с братом неожиданным успехом. Старший сын Уэллсов, казалось, возненавидел девушку, стоило ему узнать, что она носит фамилию Бакстон.
Она прикрыла глаза и выдохнула имя: «Джон».
Попыталась вспомнить небывалую синеву его глаз или то, как растягивались тонкие, четко очерченные губы в адресованной ей одной улыбке, но видела лишь расплывчатые образы. Их тут же вытесняло воспоминание о полете. Оно сохранилось в памяти во всей полноте: трепет при отрыве от земли и парящая легкость над облаками. В небе Ровена чувствовала себя свободной, не связанной никакими обязательствами, словно оставила все проблемы внизу. Воспоминание всплыло так отчетливо, что ей даже почудился порыв холодного ветра.
Не находя себе места, она захлопнула лежащую на коленях книгу.
Даже в детстве Ровена не воспринимала жизнь настолько захватывающей и удивительной, какой ее считала младшая сестра, но дни, по крайней мере, протекали интересно и приносили удовольствие. Теперь же Виктория кружилась вокруг нее взволнованной пчелой, то уговаривала, то обвиняла, но слова не достигали цели. Будто их разделяла стена из полупрозрачного желе. Все, из чего состояла жизнь Ровены сейчас — смена нарядов к завтраку, обеду и ужину, прием гостей леди Шарлотты, даже редкие поездки в городок, — все это воспринималось как бессмысленная и утомительная трата времени.
Поэтому Ровена только и делала, что взахлеб читала. Библиотека в Саммерсете насчитывала тысячи томов. Девушка вытягивала книги с полок наугад и редко помнила их содержание, но во время чтения в голове не оставалось места для незваных мыслей. Когда книги надоедали, она велела седлать лошадь и неслась как одержимая по холмам, оглядывая долину внизу. Ровена не хотела признаваться даже себе, что ее не покидает надежда заметить летящий высоко в небе аэроплан.
— Да, пожалуй, хватит.
Она вздрогнула от неожиданности. Подняла голову и выглянула из ниши у окна гостиной, где сидела. С целеустремленностью разъяренной гусыни на нее надвигалась тетя Шарлотта. Графиня правила Саммерсетом уже двадцать пять лет, и титул давно отпечатался в величественной осанке и горделивой посадке головы на длинной, изящной шее. Голубые глаза и темные волосы, что в свое время покорили даже двор принца Уэльского, до сих пор не утратили привлекательности, но кожа с возрастом потеряла упругость, а черты лица — высеченную резцом скульптора четкость.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
