Как-то напившись, он решился попросить ее надеть костюм — самый строгий, самый чопорный, серый прямой костюм, страшно дорогой, — сесть на стол и снять трусы. Оксана обиделась страшно, целых три месяца ближе чем на полметра к себе не подпускала. Но тогда у него уже была Алена, которая пускала куда угодно и ничего от него не требовала взамен. Ох, как же он, дурак, на этом попался…
Денис резко встал с постели, услышав, что Оксана закрыла воду в ванной и пошла снова будить Маргошу. А главное, он испугался, что мысли, не дававшие ему спать сегодня, настойчиво и упрямо потекли в знакомом направлении.
И что ему теперь делать?.. Он, наивный дурак, еще смеялся, спрашивал Алену:
— Тебя не смущает, что я чуть ниже тебя ростом?
— Это естественный закон сохранения рода человеческого, — отвечала та. — Высокие женщины не очень любят высоких мужчин, иначе бы человечество постепенно разделилось и рождались бы гиганты и малыши… Малыши и гиганты…
Так вот она к чему клонила! Надо было дослушать, а он, как обычно, думал: «Ну как бы сделать так, чтобы красивые женщины не разговаривали вообще… А в постели в частности». И с удовольствием гладил Алену по гладкой нежной коже. Идиот…
* * *
…Горькая тюрьма ожидания… Ждать и не знать, сколько еще оно продлится, это время без тебя… Ты не сказал мне, что улетаешь, ты просто ничего не сказал.
Милый мой, любимый, родной… Неужели ты уехал на все бесконечные майские праздники? Я так ждала, когда, наконец, у тебя будет передышка в работе, поглощающей все твои силы и время. Я думала, что мы сможем побыть вместе день, два…
Может, ты вернешься на день раньше, позвонишь рано утром в дверь? Нет. Почему-то я чувствую, что этого не будет.
А ты мне сейчас очень нужен, мне тебя так не хватает… Сильнее, чем обычно! Когда ты спросил меня недавно по телефону: «Как ты себя чувствуешь?» — так нежно спросил, мне показалось, что не было этих ужасных последних месяцев, когда ты стал меня избегать. Ты ведь не из-за того стал меня избегать, что я… Просто у тебя много работы, да? Тебе надо много работать, чтобы стать на ноги, чтобы дописать диссертацию…
Сегодня утром я подумала — вот ты уехал не попрощавшись. А вдруг с одним из нас что-то случится… ведь все бывает на свете… — и мы не увидим больше друг друга…
Не надо об этом думать! Просто мне без тебя плохо и одиноко.
Мне тебе так многое хочется рассказать… Как я все теперь по-другому вижу и чувствую. Как будто обострились все органы чувств. Какие необычные мне снятся сны — яркие, с продолжением на следующий день. Вчера я долго летала в совершенно непонятном пространстве — это было небо, чистое, ясное, но я почему-то не видела земли под собой.
Мне хочется смотреть на цветы. Я купила семена, землю, посадила на балконе в ящиках много разных цветов — мелкие гвоздики, анютины глазки, маргаритки. Но пока они еще только-только начали прорастать. Иногда обрываю на улице какую-нибудь едва распустившуюся веточку и ставлю дома. И чувствую запах растущего растения даже на расстоянии — запах жизни.
Ты совсем недавно говорил, что нам невозможно друг без друга. Но только все так сложно и неправильно… Или теперь у нас все будет по-другому?
Кажется — это все похоже на упреки. А упрекает из двоих — брошенный. Но это… это просто невозможно…
Алена встала с дивана и пошла умыться. Так нельзя. Плакать с утра до вечера, убиваться… Нельзя. Это не просто вредно, это опасно. Надо думать о чем угодно, но не об этом.
* * *
Денис смотрел, как сильно выросшая за этот год дочка совсем по-взрослому уверенно плывет от берега.
— Маргоша, не заплывай далеко! — крикнул он и подумал, что просто теперь он видит ее так редко, что стал замечать, как она растет.
Если твой ребенок вырастает каждый день на полмиллиметра, ты этого не замечаешь, когда ты рядом. А если за две недели, пролетающие между родительскими субботами-воскресеньями, он вырастает на семь миллиметров, то они как-то очень видны, эти семь самостоятельных миллиметров твоего единственного ребенка… Ох, права Оксанка, как всегда, во всем, везде — права…
Ведь и сам Денис, почувствовав вкус свободы за эти два года, теперь уже никогда, наверное, добровольно не расстался бы с ней.
Он с трудом мог теперь вспомнить свое отчаяние, когда два с половиной года назад Оксана объявила ему, что им надо пожить отдельно. Денис испугался страшно. Испугался за дочку, испугался за свой дом — а где же он будет жить? Испугался за свой мир — как вообще все теперь будет у него? Начинать все сначала, как много лет назад? Но все оказалось совсем по-другому.
Разводиться они не стали. Денис остался жить один, а Оксана переехала в новую квартиру, предоставив ему — или себе? — возможность пять дней в неделю говорить «я», а не «мы». Сначала ему было так странно, так больно и одиноко в их бывшей семейной квартире, где больше не звучал Маргошин топот и смех, не пахло любимыми Оксаниными капустными котлетами и горьковатыми духами «Этернита» — «Вечность»! Кто бы мог подумать… Вот тебе и крепкая Оксанкина ладонь…
Но прошел месяц-другой, и Денис стал привыкать. Он понял, что Оксана к прежней жизни не вернется, по крайней мере в ближайшее время. Но это оказалось так здорово — встречаться в субботу утром, натосковавшись за неделю… или насладившись свободой одиночества… Знать, что впереди целых два дня… всего два дня… А потом — снова пять дней с пустыми вечерами, пивом и телевизором… Пять дней свободы.
Он не сразу решился привести домой Алену. А приведя — ничего не стал объяснять. Догадается как-нибудь сама. Захочет — спросит. Но она ничего не стала спрашивать. Смотрела-смотрела на него, да с тем и ушла, до следующего раза, захватив в пакете туфли — «сменную обувь», которую принесла с собой.
С месяц повытирав ладонью пыль с телевизора, Денис взял и спросил уборщицу на работе, милую интеллигентную женщину лет пятидесяти, не захочет ли она у него убираться. Та согласилась с большой охотой, услышав, какую сумму Денис назвал. А для него это теперь не деньги…
Денис вспомнил, как первый раз остался ночевать в Оксаниной квартире. Вечером он ловил взгляды жены, даже чуть разволновался. Это была новая игра, интересная и забавная… Когда Маргоша легла спать, Оксана ушла к себе в комнату, Денис подождал немного и постучался к ней.
Оксана не ответила, но дверь оказалась не заперта.
Денис тихо вошел, затворил за собой дверь, подошел к двуспальной кровати, на которой под пухлым одеялом лежала его жена. В темноте ее светловолосую голову с коротенькой аккуратной стрижкой было еле видно на подушке. Оксана не шевелилась, но Денис чувствовал, что она не спит. Он присел на край кровати, положил руку туда, где должно было находиться ее бедро.
— Я тебе сейчас кое-что скажу, — тихо проговорила Оксана, приподнимаясь на подушке и кладя руки под голову. — Сядь-ка вон туда. — Она показала ему на низкое кресло в углу. — Включи торшер.
