Воины бонго-матассалаи во главе с вождем собрались вокругогня. Мы уже знаем, что все пятеро ужасно высокие (два метра тридцатьсантиметров, никак не меньше) и ужасно красивые. Только в роскошных прическахпоубавилось перьев и ракушек. Но такова традиция. С приближением осени листья сдеревьев начинают опадать. Расставание с листьями огорчает деревья, и, выражаясвою солидарность с деревьями, матассалаи вытаскивают из своих причесок перья иракушки. Они уверены, что, глядя на них, деревья легче переносят утратулистьев.
Взявшись за руки, пятеро матассалаи образуют круг.
— Ох! А нельзя ли нагнуться пониже? Пожалуйста! — шепотомпроизносит человечек, сидящий тут же на корточках.
У маленького человечка на лице боевая раскраска матассалаи,а макушку его увенчивает странноватый головной убор из огромной ракушки сторчащими из нее тремя перьями. Любой мальчишка может нанести себе на лицобоевую раскраску и нацепить на голову гигантскую раковину. Но только у одногомальчика непослушные веснушки будут проступать под любой раскраской, даже есликраску станет наносить сам вождь матассалаи. Эти крохотные веснушки можноузнать среди тысячи других веснушек.
— Прости нас, Артур, мы задумались, — оправдывается вождьплемени.
Улыбнувшись мальчику, воины берут его за руки и такимобразом расширяют круг. Некоторое время составившие круг люди долго и глубокодышат, а потом, дружно вдохнув, разом освобождают легкие, выдувая из них воздухпрямо на костер, который тотчас разгорается еще ярче. В этом упражнении Артуруявно не угнаться за своими друзьями: пока те делают один вдох и выдох, онуспевает проделать то же самое трижды. Можно сказать, что, пока они справляютсяс большой кислородной конфетой, он успевает проглотить целую кучу мелкихкислородных леденцов.
— Отлично, просто замечательно, — довольно улыбается вождь,вполне удовлетворенный таким началом. — А теперь Большую книгу сюда.
— Сегодня у нас сто тридцать седьмой день по селенельномукалендарю, цветок дня — маргаритка, и мы сейчас воздадим ей подобающие почести.
Не дожидаясь нового знака, каждый из воинов, включая Артура,вытягивает руки и бросает зажатые в них цветки маргариток в стоящий на огнеглиняный горшок. Вода в горшке кипит, и маргаритки быстро раскисают.
Глядя, как булькает вода с лепестками маргариток, Артуриспытывает одновременно и любопытство, и отвращение. Он знает: в горшке варится«маргаритковый суп». Но, похоже, что, несмотря на красивое название, суп этотне относится к его любимым блюдам.
С помощью самодельной деревянной ложки вождь наполняетвырезанную из дерева плошку «супчиком дня» и протягивает ее Артуру. Мальчикморщится, но благодарит — еле слышно.
— Изречение дня! — провозглашает вождь, раскрывая лежащуюперед ним Большую книгу на нужной странице: «Природа питает тебя каждый день.Но настанет время, когда ты станешь питать природу. Так устроен великий кругжизни».
Артур молчит, занятый больше созерцанием содержимого своейплошки, нежели осмыслением «изречения дня». В принципе он не против в урочныйчас отдать свое тело природе, только он всегда был уверен, что этот часнастанет не скоро. Но сейчас вид маргариткового супчика явно поколебал егоуверенность. И пахнет этот супчик как-то странно… «Интересно, почему, ведь внем нет ничего, кроме маргариток», — размышляет Артур.
— Что ж, начинай! Пей! — ласково обращается к мальчикувождь.
«Отчего вдруг он заговорил так ласково? И почему они сами непьют?» — продолжает вопрошать самого себя Артур, и внезапно в душу егозакрадывается подозрение. Но лица окружающих его воинов по-прежнемубесстрастны, и ответов на свои вопросы он не получает.
— Еще слишком горячо, — отвечает мальчик, всегда готовыйслукавить.
Вождь чувствует его сомнения. И вновь улыбается — еще болееласково. Он понимает, что обряды взрослых воинов могут быть непонятнымаленькому мальчику, пусть даже такому сообразительному, как Артур. Значит,надо подать ему пример. И, налив себе полную плошку, вождь единым духомопустошает ее. Четверо воинов немедленно следуют его примеру. Не моргнув глазоми не дрогнув ни единым мускулом, они проглатывают маргаритковый супчик. Артуртолько хлопает глазами, и лицо его выражает живейшее удивление. Наконец взорывоинов устремляются на мальчика.
Воины молчат, но и без слов ясно, что теперь отказ выпитьотвар будет воспринят как обида или — еще хуже! — как оскорбление, А оскорбитьвысокого воина матассалай — это наилучший способ полюбоваться собственной кожейна потолке шатра, где она будет аккуратно пришита к шкуре зебу Забо.Следовательно, у Артура нет выбора. Лучше умереть достойно, чем умереть состыда. И, задержав дыхание, Артур залпом выпивает жидкость.
Когда он был маленьким, точно так же ему приходилось питьсироп от кашля, бурое месиво, словно специально созданное для того, чтобывызывать отвращение у детей. Хотя мама с доктором в один голос утверждали, чтоон прекрасно излечивает бронхит. Внутри у Артура становится так горячо, чтовоздух, вылетающий у него изо рта, превращается в маленькое пушистое облачко.Если эта смесь предназначена для того, чтобы его самого превратить в супчик, тоцель достигнута. По крайней мере, в желудке у него все кипит. И, широко раскрыврот, Артур часто-часто дышит, пытаясь избавиться от паров растения,представляющего семейство сложноцветных.
— И как тебе супчик? На что это похоже? — спрашиваетмальчика вождь, однако на этот раз улыбка его не ласковая, а скорее ехидная.
— На… ну… можно сказать… на маргаритку!
Услышав столь краткий и честный ответ, воины хохочут.
— Совершенно точно! Точнее некуда! — сквозь смех соглашаетсявождь.
В ответ Артур улыбается. Все его страхи позади, теперь оникажутся ему смешными.
— Устами младенца глаголет истина! — изрекает вождь.
Но Артур прекрасно знает, что эта пословица извлечена не изсокровищницы мудростей матассалаи.
Воины пребывают в прекрасном расположении духа. Они такразвеселились, что никак не могут успокоиться, и то один, то другой взрываютсягомерическим хохотом.
— Какими свойствами обладает маргаритковый суп? — слюбопытством спрашивает Артур, всегда готовый узнать что-нибудь новенькое.
— Абсолютно никакими! — со смехом отвечает вождь ипродолжает хохотать так заразительно, что все, словно получив его сигнал,начинают смеяться уже без остановки, сгибаясь от хохота в три погибели.
